Невербальный язык лечебного процесса в народной медицине

Невербальный язык, или кинетическое поведение людей, является важной составной частью лечебного ритуала. Как отмечает В. И. Харитонова, довербальные средства коммуникации – язык жестов, мимика, звуковая сигнализация, которыми оперировал человек до развития второй сигнальной системы, первоначально составляли основу магико-мистической практики. Древний человек, формирующийся как вид, обладал «способностью к суггестии, в значительной степени более высокой, чем у его современного потомка, который почти утратил эти свойства в результате существования в условиях технократической цивилизации» [48, 1, с. 157]. В последнее время в научной среде всё чаще говориться о психосоматике визуальной коммуникации в соматологическом пространстве [38], [39].

Фиксация исследователем невербального языка у занимающихся лечебной практикой связана с рядом трудностей, самая главная из которых – наблюдение за заговорно-заклинательным действом в условиях его непосредственного, реального осуществления. Как правило, исследователь фиксирует имитацию, моделирование лечебного процесса. Эта искусственная обстановка искажает подлинный заговорно-заклинательный лечебный акт. Она не позволяет объективно восстановить язык тела, который включает в себя собственно жесты – знаковые движения рук, ног, головы, выражения лица, позы и знаковые телодвижения – движения корпуса знахаря (оператора) и его пациента (перципиента).

Система паралингвистических средств акта коммуникации является объектом невербальной семиотики, науки относительно молодой. Единый семантический язык описания (метаязык) невербальных единиц и категорий складывается на наших глазах. Обобщающей работой в этом плане вотечественной лингвистике предстает исследование Г. Е. Крейдлина «Невербальная семиотика» [30]. В этом труде исследователь выделяет наиболее крупные частные науки, из которых складывается невербальная семиотика. Среди них:

~ паралингвистика (наука о звуковых кодах невербальной коммуникации);

~ кинесика (наука о жестах и жестовых движениях, о жестовых процессах и жестовых системах);

~ окулесика (наука о языке глаз и визуальном поведении людей во время общения);

~ аускультация (наука о слуховом восприятии звуков и аудиальном поведении людей в процессе коммуникации);

~ гаптика (наука о языке касаний и тактильной коммуникации);

~ гастика (наука о знаковых и коммуникативных функциях пищи и напитков, о приеме пищи, о культурных и коммуникативных функциях снадобий и угощений);

~ ольфакция (наука о языке запахов, смыслах, передаваемых с помощью запахов и роли запахов в коммуникации);

~ проксемика (наука о пространстве коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях);

~ хронемика (наука о времени коммуникации, о его структурных, семиотических и культурных функциях);

~ системология (наука о системах объектов, каковыми люди окружают свой мир, о функциях и смыслах, которые эти объекты выражают в процессе коммуникации) [30, с. 22].

Анализ невербального языка заговорно-заклинательного лечебного акта позволит нам реконструировать его коммуникативную составляющую. Мы рассмотрим проксемное и хронемное поведение оператора и перципиента в лечебном процессе, а также некоторые моменты кинесики (ритуальный жестовый язык рук).

§ 6.1.Невербальная коммуникация: проксемика

Применительно к заговорно-заклинательной практике пространство, как отмечает В. И. Харитонова, должно рассматриваться в трех аспектах: во-первых, как реальное пространство, в котором осуществляется проведение заговорно-заклинательного акта; во-вторых, как отражение идеи перехода в ирреальность (в измененном состоянии сознания), а также пространственные описания в самих текстах; в-третьих, как восприятие внутренних ощущений заклинателя в связи с пространственными трансформациями (психический аспект) [48, 2, с. 342]. Мы рассмотрим реальное пространство проведения заговорно-заклинательного акта, где взаимодействуют оператор и перципиент. С точки зрения проксемного поведения человека, значимыми являются невербальная концептуализация и культурная организация пространства, способы восприятия, организации и использования пространства во время коммуникации [18, с. 456].

Пространство является категорией, моделирующей структуру ритуала лечения в западносибирской медицинской традиции. Как и в архаичной мифопоэтической модели мира [54, с. 340–342], пространство лечебного ритуала тюменских знахарей оживотворено и одухотворено, разнородно и ценностно ориентировано в каждой своей части. В пространстве лечебного ритуала, зафиксированного нами в Тюменском регионе, особое значение придается противопоставлению координат «лево vs. право» и границам, и локативам.

Лево vs . право

В мифологических представлениях особое значение имеет бинарное противопоставление «левый vs. правый». Как отмечает В. В. Иванов, «различие левого и правого, известное уже в древнеегипетских священных текстах, продолжается вплоть до библейской традиции и ее отражений в новое время» [58, с. 43]. Кроме того, «различие левой и правой руки, имеющее несомненную биологическую основу и существенное для практической деятельности каждого человека, а также связанное с ним различение «левых» (чаще всего неблагоприятных или необычных) и «правых» явлений воспроизводится как в мифологических системах, так и позднее – вплоть до средневековой алхимии и медицины и их продолжений в новое время» [58, с. 44]. Лево, как правило, имеет значение «отрицательное», связанное с неправотой [58, с. 43]. Так, в традиционной сербской системе «левый – правый» коррелирует с оппозициями «женский – мужской», «плохой – хороший», «негативный – позитивный», «мертвый – живой», «дальний – ближний», «недомашний – домашний (внешний – внутренний)» [43, с. 151–166]. В целом же «для большинства мифологий характерно использование признака «левый» в значении отрицательного (ср. многие славянские поверья, отраженные и в русских приметах типа «плюнь через левое плечо»), связанного с неправотой (и загробным наказанием), «правый» – в значении положительного [58, с. 43].

В лечебном процессе среди пространственных координат, отражающих противопоставление «лево vs. право», лево во многих случаях выступает как сторона, куда сплевывают после произнесения заговорного текста или бросают предметы после лечения. Знахари говорят: «После каждого раза плевать через левое плечо», «переплюнуть через левое плечо три раза», «все предметы после заговора бросать через левое плечо», «обмыть человека заговоренной водой с макушки до пят, немного оставить и выплеснуть через левое плечо» и так далее. Апотропейную функцию в обряде от сглаза, урока, порчи выполняют выворачивание и надевание нижней одежды (майки, ночной рубашки и т. д.) на левую сторону (Лаптева Е. В., с. Нижняя Тавда), прикалывание булавки на левую сторону одежды (повсеместно).

Семантика правой стороны в лечебном ритуале западносибирских знахарок неоднозначна. С одной стороны, право (правая рука, правая нога) выступает как начальная точка совершения заговорно-заклинательного акта. Например, в заговоре от сглаза одновременно с произнесением заговора «руки скрепляешь вокруг больного и из правой руки в левую передаешь камешочек» (Лаптева Е. В.). В «профилактическом» обряде от зубной боли (чтобы зубы не болели) действие начинается всегда справа: «Обувь надевать с правой ноги, снимать – с левой» (Шишкина Н. Д., г. Ишим). Правой рукой знахарки советуют брать посуду для лечения. В заговоре от испуга, уроков, сглаза нужно взять «чашку с водой правой рукой за ручку так, чтобы большой палец правой руки был сверху чашки» (Евсеева Н. Б., пос. Коммунар).

Вместе с тем нами зафиксированы случаи, когда знахарки после завершения ритуала лечения сплевывают через правое плечо, например, Панасюк А. В. (г. Тюмень). Однако такие случаи редки.

В единичных случаях «лево vs. право» в речи знахарок не дифференцируются: «Да плюнуть в сторону» (Титова З. Ф., с. Бердюжье).

Таким образом, бинарное противопоставление «лево vs право» в народной лечебной традиции сохраняет свои мифологические корни как оппозиция «плохого» и «хорошего». В то же время оно подвергается некоторой трансформации, что может быть связано с семантической девальвацией данных координат.

Границы и локативы

Местами, в которых западносибирские знахари совершают свой лечебный ритуал, являются обычно дом и баня.

Пространство «дома» и «вне дома» отождествляется знахарями с пространством соответственно «своим» и «чужим». Например, когда Павлушкова А. И. (пос. Нижнепристанской) лечит от грыжи, то она и ее пациент находятся дома. Во время самого заговорно-заклинательного акта она со словами молитвы чертит сырым яйцом вокруг грыжи, затем это яйцо бросает через левое плечо на улицу [8, с. 51]. Здесь магический предмет, яйцо, воспринимается как «нечистая» вещь, вобравшая в себя болезнь ребенка, как предмет-медиатор, «контактирующий» после избавления от него (выбрасывания) с представителями иного мира. Яйцо перебрасывается через левое плечо и выбрасывается из домашнего, «своего», «чистого» пространства на улицу, за границу, в «нечистый», потенциально опасный мир, где могут испугать, сглазить, наслать порчу. Сибирские знахари после произнесения лечебного текста совершают следующие манипуляции с яйцом: бросают на улицу, раскалывают в воду или кидают его в печь.

Использование яйца как предмета-медиатора в лечебном заговорно-заклинательном акте позволяет сравнить его с другим магическим предметом – камнем. С. Г. Шиндин, рассматривающий пространственную организацию русского заговорного универсума, выделяет в нем образы центра мира как основополагающие для мифопоэтического сознания понятия [51, с. 108–127]. Одним из таких образов-символов священного объекта выступает камень. По своей семантике образ яйца в ритуале близок образу камня как сакрального центра мира. Шиндин сопоставляет содержательные конструкции корпуса русских заговорных текстов с соответствующими элементами универсальной схемы сотворения мира в ритуалах годового цикла, модель которых «предполагает рассечение жертвы, символизирующее распад мира на отдельные составляющие (т. е. возвращение к состоянию первоначального, исходного хаоса) и последующую интеграцию космоса, упорядочивание его компонентов за счет отождествления с частями жертвы» [51, с. 113]. Конечной целью заговора и ритуала, как отмечает исследователь, выступает «восстановление или установления космического равновесия». Как в ритуалах годового цикла производилось рассечение жертвы – «первочеловека» – так и в русских заговорах производится сходная космообразующая операция над камнем [там же]. Таким образом, мотив рассечения камня изоморфен рассечению жертвы в ритуале. Исследователь отмечает, что в «разбивании камня» можно выделить две составляющие: выпускание из-под камня представителей животного мира и разбивание камня. При этом герой заговора «получает возможность выполнить определенный набор ритуальных действий и «перевоссоздать» космос, заново переустроить существующий миропорядок так, чтобы в сложившихся условиях получить для себя или коллектива максимальную экзистенциальную гарантированность» [51, с. 114]. В мифах с раскалыванием яйца связан отсчет творения мира или уничтожение злой силы, смерти (ср. яйцо и запрятанную в нем смерть Кощея Бессмертного) [72].

Раскалывание яйца в лечебном действе, зафиксированное нами в западносибирской медицинской традиции, – наследие архаичного жеста древних ритуалов (закрепленных также в мифах, сказках, текстах заговоров) космического устройства мира из хаоса, «не-порядка», «чужого», «смерти». Через раскалывание, разбивание яйца происходит избавление от болезни, очищение человека. Очищение может происходить через «чужое» пространство вне дома (оно «забирает» болезнь, смерть); через воду (знахарь раскалывает яйцо в воду и называет причину болезни, именованием уничтожая те силы, которые нанесли человеку вред); через огонь (знахарь кидает яйцо в печь и сжигает его). Например, в молитве от порчи, записанной от Бекеневой М. К. (д. Таволжан), в словах лечебного текста обозначено то действие, которое должно произойти в печи:

Не я катаю, не я собираю, катает и собирает Матушка Пречистая Пресвятая Богородица, своими устами, своими перстами с рабы Божьей (имярек) порчу, ломотУ, черноту, сухоту, слово лихое, дело плохое, наговорное, напускное собери со всего нутра, а огонь да зола, освободи рабу Божью ото всего зла [выделено нами. – Е. Е.].

Человек освобождается «ото всего зла», а значит, из «испорченного», разделенного на части, хаотичного состава должно появиться нечто новое, «перевоссозданное», гармоничное и целостное, «космичное», с «экзистенциальной гарантией» извлечения болезни с помощью «волшебного предмета» и излечения от нее.

В качестве границы, представляющей пространственный рубеж, разделяющей «свой» и «чужой» мир [69, с. 537] и одновременно являющейся сакральным центром совершения лечебного ритуала, в западносибирской медицинской традиции выступают межевые ориентиры – тын, забор, ограда, ворота, штакетник. Например, при лечении грыжи Авросимова А. Н. (с. Уктуз) подходит с ребенком к тыну и читает соответствующую молитву. Мишарина Р. Д. (с. Ивановка) в заговорном акте, направленном на лечение бородавки, после чтения заговора и одновременного накручивания нитки на бородавку (или другой кожный нарост), эту нитку кладёт в пятку ворот: «Вот раньше были ворота, ворота были с пятками. Висячие ворота были. Вот под пятку сунешь – это чтобы исшоркалась. А теперь нету этих пяток-то, куда-то я в двери, в ворота в шарниры толкаю».

В пространстве дома для совершения лечебного ритуала, как правило, выделяется отдельная комната или кухня. Место для лечения выбирается знахарями исходя из символической «нагруженности» помещения или его удобства для приемов посетителей. Например, Маслова А. Н. (с. Ивановка) советует пациентам приходить на закате, так как «солнце, заходя, уносит болезни». В связи с этим Анна Николаевна ведет прием в зале, окна которого выходят на запад, «на закат».

Вообще окна «соотносятся с идеей выхода, проницаемости, связи жилища с внешним миром», причем именно с миром природных, космических явлений [2, с. 140]. Кроме того, в мифопоэтической традиции окно выступает как нерегламентированный выход в иной мир (мир смерти, нечисти, зла) [50, с. 334]. В западносибирской медицинской традиции окно выступает таким медиатором в заговорно-заклинательном акте, направленном на избавление от зубной боли: в обряде лечения маленького ребенка садят на подоконник, чтобы он глядел на луну, и произносят слова заговора, при этом сама знахарка также смотрит на луну (Шишкина Н. Ф., д. Криволукская). Окно выступает медиатором в ритуале от испуга: «Я гляжу в окно и наговариваю на воду» (Сосновцева А. И., с. Бердюгино). В обряде от экземы с запотевшего окна собирают влагу и «скидывают» ее на очаг (Пермитина И. В., г. Ялуторовск). Эти действия схожи с действиями в ритуале освобождения от сглаза, распространенном среди сибирских татар, когда имце (знахарка) брызгает на все окна, какие есть в доме, водой, затем собирает эти брызги и обмывает ими сначала дверные ручки, затем ребенка, его лицо, тело [20, с. 82].

Выбор кухни в качестве места для лечения связан с тем, что, как правило, именно на кухне находится красный угол. В оформлении кухни как помещения для совершения лечебного процесса часто присутствует религиозная атрибутика: иконы, свечи, распятие, лампадка и т. д.

Икона, а также другие религиозные атрибуты являются константными элементами обряда лечения у многих знахарок. Чаще всего в сибирской медицинской традиции знахари используют иконы с изображениями Иисуса Христа, Богородицы, Иисуса Христа и Богородицы, реже святых – Святого Пантелеймона (Кулеш М. С., с. Викулово), Святого Серафима Саровского (Ефимова А. М., г. Ишим). Эти иконы могут быть как переданные по наследству, старинные, так и новые. Часто иконы привозят знахарям их бывшие пациенты в знак благодарности или в качестве вознаграждение за лечение. Например, Кутырева Р. Д. (д. Кутырева) применяла икону и распятие в лечении своего внука от испуга: «А у меня Дима-то, свой внук-то, пришёл, одно слово не может сказать. Вот сказал: “Баба”. Глаза под лоб увел и все. Ой, как я зареву, зареву: “Да кого это делать!” Пошла к Шуре-то к Демидовой: “Шура, помоги ты моёму горю, может, от тебя легче будет, от меня никак, раз я своя”. Ну, она говорит: “Ну, посади его перед иконой, и пусть он хоть распятье целует. Да ты обмочи распятье, ишо наладь на это распятье”. Ну, я говорю: “Целуй, Дима, целуй”. Ну, он, правда, целует. Я перед Богом его посадила и дала это распятье ему целовать. И на его распятье-то обмыла все и наладила. Ладила, ладила, Шура раз наладила, он отошел».

Функциональную нагрузку при совершении лечебного ритуала в пространстве дома несут предметы интерьера – стул, кровать, стол. Например, Бекенева М. К. (д. Таволжан) сажает пациента за стол и приступает к лечению: «Сначала тоже пришла [пациентка. – Е. Е.], посадила ее за стол, надо мне иконку Пресвятую Деву, она с Иисусом Христом, и надо, чтоб чиста тряпочка была, иконку эту на тряпочку ставишь, берешь яичко куриное, и вот округом этой иконки водишь и читашь молитву».

Важным условием успешного совершения заговорно-заклинательного акта многие знахари признают отсутствие в помещении других людей, будь то посторонние или родственники со стороны знахаря или пациента. Например, Ермохина Н. С. (с. Покровское) отмечает, что не допускает чьего-либо присутствия при своём лечении: «Нет, никого. Никого. И чтобы приготовить все, что нужно для лечения, только молчком. Не оглядываться, ни с кем не говорить, никуда не глядеть. Если скажу, что таскайте воду – не оглядывайтесь, ни с кем не разговаривайте, не здоровайтесь. Натаскаете воду – тогда можете разговаривать». От родителей, если они приходят с маленьким ребенком, Нина Семёновна требует не заходить в баню, где она лечит. При этом она отмечает, что дети, оставшиеся с ней, никогда не ревут – «они почему-то сразу ко мне идут. Я не знаю. Ну, я приду, назову его, он сразу руки подаст и все. Даже мамы-то удивляются. А второй раз прихожу – он уже сам руки подает».

Овечкина Л. С. (пос. Березняки) не требует отсутствия родителей во время лечения их детей, однако признает, что лучше, когда никого нет – «аура другая уже». Сами заговоры, как правило, читаются вполголоса, шепотом. В помещении, где совершается лечебный ритуал, должна быть тишина. Если посторонние присутствуют (в основном это родственники), то они не должны издавать резких звуков, чтобы не мешать знахарке.

Символическое значение при совершении лечебного акта имеют межевые ориентиры, «собственно границы» и «локативы» [2, с. 133] горизонтального плана внутреннего пространства дома: дверь, притвор двери, ручка двери, порог, окно, девятая доска, угол, печь. Эти конструкты дома маркируют, регламентируют границу и связь внутреннего и внешнего пространства, «своего» и «чужого» мира.

А. К. Байбурин, характеризуя семантику дверей и окон, предполагает, что ее особенность объясняется «тем, что содержание, приписываемое им как граничным объектам, осложняется их специфическим назначением: обеспечивать проницаемость границ. Такое парадоксальное сочетание признаков, противоположных по самой своей сути, обеспечило их статус особо опасных точек связи с внешним миром и соответственно их особую семантическую напряженность» [2, с. 135]. В связи с особой «проницаемостью» пространства дома через двери и окна сложилась система символических способов его очищения [там же]. Например, Ефимова А. М. (г. Ишим) отмечает, что колдуны, с целью наведения порчи, «делают и по ветру, и по дыму, и по заре, из щелочки в дырочки, где благословесь не закрывается. А у нас что благословесь закрывается? Ничего. Вот вы двери закрываете благословесь? Нет». В качестве предохранительной меры для защиты от «черных» наговоров Анна Михайловна советует перед сном закрывать двери и окна со словами благословения: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь». Бекенева М. К. (д. Таволжан) перед процессом исцеления закрывает двери и вьюшки. Закрывание особо опасных медиаторов призвано снять психологическую напряженность знахаря. Оно вселяет уверенность, что при совершении лечебного ритуала как ритуала «пограничного», между этим миром и миром иным, в пространство дома не вкрадутся силы зла, нечисть, а слова заговора не «выйдут» из пространства дома вовне, не потеряют свою магическую силу.

Порог в славянской культуре выступает как межевой пространственный ориентир, символизирующий одновременно начало жизни человека и ее конец, связь мира живых и мира мертвых. Как отмечает А. К. Байбурин, семантика порога актуализировалась при болезнях, что связано с «представлениями о локализации причины болезней во внешнем мире» [2, с. 140]. С порогом в западносибирской медицинской традиции связана лечебная сила воды. С одной стороны, порог может выступать как «сильное» место, способствующее излечению от болезни. Например, в обряде от испуга, записанном нами от Вострых Р. А. (с. Уктуз), сначала наговаривают на воду, затем ставят испугавшегося ребенка на порог, держат над его головой посуду (тарелку) с водой и выливают туда воск. Воск «изображает» то, чего испугался ребенок, знахарь называет причину испуга, после чего болезнь отступает (именование как узнавание-«избавление» (от) болезни). С целью профилактики грыжи у еще не рожденного ребенка беременная женщина за полтора-два месяца до родов должна совершить следующий обряд (три дня и три раза): «Котора будет рожать, затопить баню, ведро воды через порог поставить в баню, а сама во дворе за порогом, берёт кусочек хлеба, заедет и запивает водой из ведра и приговаривает: «Запеваю, заедаю у младенца родовую грыжу». Обряд записан от двоеданки Быковой М. Е. (с. Гагарье Казанского р-на) [8, с. 53]. Порог здесь связывает мать, символизирующую мир живых, и еще не родившегося ребенка, находящегося за границей, в мире не-жизни. С другой стороны, порог является ориентиром, препятствующим оказанию помощи, излечению. Знахари отмечают, что наговоренную воду не следует проносить через порог, так как ее целебные свойства исчезнут (Сургай Л. С., г. Тюмень; Шишкина Н. Д., г. Ишим).

Ручки дверей (особенно выходных) наделены межевой символикой в апотропейном обряде их очистительного смывания, после того как к ним прикоснулся чужой человек, пришедший из внешнего, потенциально опасного мира (локуса болезней, смерти). Обряд «смывания» ручек двери имеет следующую схему-инвариант (в скобках указаны варианты обряда):

вода®чашка®(ложка)®дверная ручка®чашка®(ребенок).

Например, в обряде от уроков, записанном нами от Ермохиной Н. С. (с. Покровское), когда чужой человек уходит через последнюю дверь, – «считается, что заражает». Для избавления от «заразы» через дверную скобку переливают воду ложкой три раза. Этот процесс может осуществлять как знахарь, так и член семьи, как правило, женщина. Кроме того, «нечистота» присуща ручкам двери как константный признак, исходя из межевой семантики этой части дома. В варианте Емельянович Н. С. (пос. Березняки) этот обряд выглядит так: «Пришел ребенок, плачет. Ручку двери водой так просто маленечко вроде как смоешь, как за чужим человеком, и ребенка этой водичкой умыть, говоря слова заговора». В обряде от сглаза, сообщенного Игнатьевой А. М. (с. Бердюжье), надо налить в чашку кипяченой воды, взять три ложки и пропустить воду каждой ложкой через три скобки три раза в другую чашку. Если нет у дверей скобок, то просто перечерпать каждой ложкой три раза в другую чашку. Этой водой попоить ребенка, умыть личико, слегка смочить головку.

Косяк двери несет функциональную нагрузку при лечении грыжи: на нем по росту ребенка делают метку, после замера знахарь спрашивает имя ребенка, затем в косяке на месте метки шилом делает дырку и забивает туда «шкантик» (палочку), читая слова заговора (Санников П. К., с. Санниково).

При лечении щекотухи знахарка берёт ребёнка на руки, встаёт на порог бани правой ногой, стучит комлем (голиком) веника в притвор двери (где дверные петли) и произносит слова заговора (Теплякова З. Н., с. Перевалово Тюменского р-на) [8, с. 53].

Углы дома также являются пограничным местом присутствия души умершего человека, которая по ночам приходит из мира мертвых в мир живых. Для того, чтобы душа умершего «отступила», а живые излечились от тоски, Пятанова Е. М. (с. Полозаозерье) «отливает на углы»: она обрызгивает углы дома наговоренной водой, приготовленной с помощью особого ритуала.

Особое значение при совершении лечебного акта имеет печь. В славянской заговорной традиции «печь использовалась при лечении самых разнообразных заболеваний благодаря распространенным представлениям об очистительных свойствах освоенного огня» [2, с. 160]. В записанных нами лечебных обрядах печь выполняет несколько функций (полифункциональный локатив).

Во-первых, печь может выступать как маркер болезни. Например, по уголькам из печи / из загнётки узнают, есть ли у ребенка испуг, уроки, сглаз.

Во-вторых, печь как вместилище огня и производных от процесса горения дров – сажи, дыма – может выступать как очиститель от той или иной болезни. В печи сжигают наговоренные, ставшие «нечистыми», вобравшими в себя болезнь предметы-медиаторы. Сжигать может сама знахарка в своей печи, например, полено, на сучок которого были наговорены слова от чирья (Редькина А. П., д. Веснина). Сжигать наговоренные предметы могут пациенты, например, темный платок (Маслова А. Н., с. Ивановка) и яйцо (Бекенева М. К., д. Таволжан), которые забирают «все плохое» при лечении. Сажей мажут лоб или стопы ребенка для излечения (профилактики) болезней, например, от полуночницы: «Полуношница – ну, не спит ребенок всю ночь, ну, быват, вот пошшекотят ребятишки подошвы, они не спят. А поладишь, там, пошопчешь у печки, крест-накрест вот так сделашь сажей [поставить насередке обоих стоп ребенка крестик. – Е. Е.] – потом ребенок спит. Как вот читашь, сажу возьмешь у печки» (Кутырева Р. Д., д. Кутырева). С помощью дыма знахарки лечат ожог (подобное лечат подобным). Например, в обряде излечения от ожога, записанном нами от Сапожниковой Т. С. (с. Бердюгино), нужно затопить русскую печь, взять тряпочку, которой вытирается чело печи или прихватываются чугунки, «притыкать» этой тряпочкой дым («как бы мачешь в дым») и произносить слова заговора.

В-третьих, печь может выступать как объект, помогающий в излечении больного. Например, в обряде лечения золотника (матки), чтобы «поставить» его на место, нужно встать спиной к углу печи и сзади взяться за него обеими руками, как бы приподнимая его вверх, одновременно произнося слова заговора (Пташкина Н. Н., д. Тюнёво). Функционирование печи в «женском» заговоре не случайно. В народной традиции «печь воспринимается как женское тело. Прежде всего, это проявляется в названиях отдельных частей печи: чело – наружное отверстие, отчелье – место перед наружным отверстием, устье (от уста – рот) – полукруглое отверстие в печи, челюсти – топка, небо – верхняя часть свода, скула – бок печи, ноги – боковые стены устья и др. (…) Устье печи соотносится не только со ртом, но и с женским лоном. (…) При трудных родах открывают заслонку в печи» [31, с. 74].

Наконец, в некоторых случаях в лечебном ритуале западносибирских знахарей печь может одновременно быть и причиной болезни, и очищающей и целительной силой. В. И. Голендухина (д. Десятова) причину болезни огниг видит в следующем: «Если вот дети маленькие – плюют на огонь. Ну, балуются. Ну, как говорят, что получаются болячки». В то же время она лечит огниг с помощью растопленной печи: больной смотрит на огонь, а знахарка произносит слова молитвы.

В лечебном процессе в вертикальном разрезе структуры жилища символическое значение приобретают пол и потолок, выступающие как обозначение границы. Как замечает А. К. Байбурин, это деление соотносится, с архаической моделью мира [2, с. 177]. Пол в славянской традиции соотносится с «низом», потолок – с «верхом», однако и тому, и другому присуще представление «о пути в «иной» мир» [2, с. 180]. Эти ориентиры являются медиаторами, переносящими болезнь с человека – через знахаря – в иной мир, где ей «положено» быть. Например, в конце заговорного акта в лечении грыжи знахарь сплёвывает на пол (Голотова Ф. Г., с. Покровское). В конце заговорного акта, направленного на избавление от чирья, знахарка «показывает» «в землю» (Редькина А. П., д. Веснина).

Наряду с домом особо значимым для лечения локусом в западносибирской народной медицине выступает баня. В общеславянской культурной традиции баня маркирована как место пересечения мира живых и мира мертвых. Баня у русских и белорусов традиционно выступала в нескольких функциях: баня для мертвых, свадебная баня, баня рожениц, баня для гаданий [54, с. 138–140].

Некоторые знахари отмечают, что лечиться можно только в бане. Только в бане лечатся отдельные болезни, главным образом кожные, например, щетина. Третьякова Ф. П. (пос. Березняки) лечит щекотуху в натопленной бане: ребенок лежит на спине на руках у знахарки, его ножками она «тычет» в потолочные доски («потолошницу») и одновременно читает слова молитвы:

Шекотуха полуношница, вот тебе девята потолошница, шути, играй, раба Божьего (имярек) не задевай. Во имя Отца и Сына, Святого Духа. Аминь.

Всего знахарка должна во время произнесения слов дотронуться ножками ребенка до девяти досок, последнее слово текста произносится на девятой доске.

В бане лечатся психические болезни, такие как испуг, бессонница (в связи с тем, что некоторые знахари не только дают пить пациенту наговоренную воду, но и обливают его с головы до ног). Например, от испуга лечила дочь Бортневой В. Н. (г. Тюмень) знахарка из Заводоуковского района: «Она нас повела в баню. Сначала она что-то шептала с ней [над дочерью. – Е. Е.], потом она ее крутила к матице – ребенка переворачивала, разное что-то там шептала, вот. Что-то с водой там делала. Я в сторонке стояла, меня не пустили туда».

Баня наделяется особой очистительной семантикой, связанной с целительными силами воды и огня и особым пограничьем, благодаря чему эффект от лечения усиливается. Однако баня – средоточие не только сил добрых, помогающих в исцелении, но и злых, вредящих человеку. Традиционно «баня считалась самым подходящим местом для колдовства, магии, гадания, сделок с чертом и т. п. Чтобы стать колдуном, следовало пойти в баню и там отречься от Бога (снимали крест, клали его под пятку, произносили приговоры)» [54, с. 140]. Например, Ефимова А. М. (г. Ишим) рассказала быличку об учении в бане колдовству, где персонажами выступают колдун, ученица колдуна, собака, в пасть которой необходимо заскочить, чтобы стать настоящим, всезнающим колдуном. С баней связаны былички, где главным действующим персонажем выступает банница, «в русских поверьях женский дух, обитающий в бане» [77, с. 52]. Мужской вариант банницы – банник. Известен сюжет с мотивом подмены: банник подменяет новорожденного младенца, «подкладывая вместо него подменыша – уродливого ребенка, который жил лишь несколько лет, а потом умирал или превращался в банный веник, в головешку и т. п.» [53, с. 138].

Вне пространства дома и бани особыми локусами пересечения сил добрых, живых и злых, мертвых выступают кладбище, перекрёсток, мост («мостки»).

На кладбище «приворачивают» к могилке, то есть знахарка выбирает могилку, где погребен человек с таким же, как у больного, именем, садится у креста и произносит слова заговора (Мартынова Н. И. (с. Озерное), сообщившая нам этот обряд, слова заговора сообщить отказалась). Кладбище выступает локативом, где лечится тоска. Обряд излечения от тоски Бекенева М. К. (д. Таволжан) описывает так: «Тут тоже надо ко кладбищу подходить, у нас вот специально на кладбище были ворота сделанные, въезд, въезжали на кладбище. И не заходить на кладбище, возле ворот стоять и говорить. Надо обязательно украсть у кого-то, по мАтериной родни, платок. Украсть надо у кого-то, чтоб не знали, украденный. И вот с этим платком прийти к воротам ко кладбищным и стать коло их, и говорить:

Я не в гости пришла к вам, я свою смерть принесла, а вы, покойники, мертвым сном спите, мою болезь к себе в гроб положите, на замок заприте, спите не вставайте, мою болезь не отпускайте.

Три раза читать и этот платок … бросить … на кладбище, самой заходить не надо. С кладбища идти надо не оглядываться и молча, пока порог своего дома не переступишь».

На перекрёсток бросают наговоренные предметы для наведения порчи (Чудинова Н. Г., пос. Коммунар), но, вместе с тем, туда выбрасываются предметы-медиаторы, которым во время лечения «передаётся» негативная энергия (Глазычева А., г. Ялуторовск).

«На мостках» (помост, деревянная площадка в воде у берега водоёма) лечит «водяной испуг» (например, если ребенок упал в воду и испугался или тонул) Кутырева Р. Д. (д. Кутырева).

§ 6.2.Невербальная коммуникация: хронемика

Одной из составляющих лечебного процесса выступает его временная ориентированность. Структурирование, семиотические и культурные функции реального времени, когда происходит лечебное действо, подчиняются неким параметрам. Как и проксемное поведение людей (знахаря-оператора и больного-перципиента), хронемное поведение подчиняется в основном культурно-специфическим правилам.

Среди всего корпуса собранных нами на территории Тюменской области вербальных и невербальных лечебных обрядов мы выделили, во-первых, ситуативные, применяемые в любое время, во-вторых, регламентированные, применяемые только в определенное время.

Деление обрядов на ситуативные и регламентированные зависит от знахаря. С одной стороны, есть те, которые все болезни лечат в любое время, не придерживаясь каких-то строгих временных координат в выборе дня приема (хотя они могут знать традиции временной приуроченности, в основном по фазам луны).

Шаровьева Н. А. (с. Петелино):

(?) Говорят, зубы лечат на молодой месяц?

(!) Знаете чё, бабки теперь всяко говорят, а то, что меня раньше учили, это все ранешное, и я все по-ранешному. И я ничё не соблюдаю. Вот что молодой месяц, старый месяц… это я нет. И в любое время.

Романенко М. И. (с. Сладково):

(?) А важно, какой месяц?

(!) Ну, месяц есть на молодой месяц лечат, на ущерб есть лечат. Я не пробовала это, я это не испытывала.

К ситуативным можно отнести заговоры от тех болезней, в случае которых требуется немедленная оперативная помощь, независимо от времени, как то: остановка крови, лечение ожога, извлечение занозы, соринки из глаза и некоторые другие. Например, с остановки крови начала лечить Снегирева А. И. (с. Памятное): «Мне девять лет было, я мужику кровь остановила, он бы умер, пока до больницы довезли. Он пахал, и как-то плугом разрезал сильно ногу. И вот я его… Молитвой».

В системе лечения знахаря могут соприсутствовать временная приуроченность, регламентированность и свобода в выборе времени для лечения, ситуативность. Как правило, это находится в прямой зависимости от вида болезни. Например, Тимофеева А. Г. (с. Бердюжье) грыжу лечит после полудня – «день исходит, чтоб грыжа исходила», а испуг или уроки лечит в любое время.

В большинстве случаев лечение регламентируется и происходит в одно, определенное время. У того или иного знахаря есть свое «расписание», свой «календарь» лечения. Как показывают наши данные, в западносибирской традиции на современном этапе ее бытования (конец XX – начало XXI вв.) лечебный процесс может быть ориентирован на природные явления и социально-культурные события.

Природные явления:

~ солнечный календарь (время суток; положение светила по отношению к линии горизонта);

~ лунный календарь (фазы луны).

Социально-культурные события:

~ дни недели;

~ праздники;

~ церковные праздники;

~ народные и светские праздники.

Солнечный календарь

В солнечном календаре (гелиоцентрическая система) ориентиром для знахарей, с одной стороны, выступает время суток (часы), с другой стороны, положение светила по отношению к линии горизонта.

Ориентация по часам важна для одновременности совершения лечебного обряда в разные дни. Например, для Пятановой Е. М. (с. Полозаозерье):

(?) А для вас важно, в какое время суток вы лечите?

(!) Я лечу во время суток, я не разбираю времени. Я если пошла и сказала человеку: «Я к девяти приду» – к девяти пришла, полечила.

Редькина А. П. (д. Веснина) сглаз лечит водой, взятой только между двенадцатью и двумя часами ночи. Это может быть связно, во-первых, с «пограничностью» этого времени суток, его особой магичностью, во-вторых, со свойствами так называемой «молчаной воды». Некоторые из опрошенных нами тюменских знахарей наиболее полезной, эффективной для лечения считают «молчАную воду». Её должны принести к знахарке сами пациенты, набрав особым способом: если это день, на улице есть люди, то банку нужно поставить в ведро, и набирать в нее воду в колонке так, чтоб воду в банке никто не видел. Причем во время всего этого процесса – от выхода с пустой банкой из дома до входа в дом (знахаря или свой) с банкой, в которую набрана вода, – нужно молчать, ни с кем не разговаривать. «Молчаной водой» отливает на углы от тоски Пятанова Е. М. (с. Полозаозерье):

(!) Еще вот когда человек умирает, люди тоскуют по покойнику. Покойник ходит каждый день к ним домой. Вот хожу и отливаю на углы, чтоб покойник не ходил. Воды. Она идет, молчАной воды из колонки берет, несет домой, я беру распятье, молитву читаю, в ведре распятье поворачиваю так-эдак и говорю всё же это. Вот. И потом идем с ней же, она несет ведро, я беру ковшик и отливаю на углы и говорю: «Чтоб они не тосковали по ей, чтобы ты к нам не ходи, не ходи, а мы к тебе придем…» Вот эти слова надо повторять. Но и завсяко просто ты повторишь – толку не будет. Кто не крестится, не молится – от простого глазу ничего не будет. Ничего не будет.

Среди значимых для лечения частей суток, в зависимости положения солнца на линии горизонта, знахари чаще называют утро и вечер, реже полдень и ночь. Выбор части суток может быть связан с той или иной болезнью и представлениями самого знахаря о времени лечения, а также с традицией лечения.

Например, утром лечит ячмень Ануфриева К. И. (г. Ишим): человек, проснувшись утром, берет слюну на безымянный палец, смазывает ею ячмень и произносит слова заговора.

В полдень, когда солнце «на обеде», лечит стень Пташкина Н. Н. (д. Тюнёво). Процесс лечения стени многоэтапен, его первая фаза такова: «Заслонку надо кверху, что к печи, наотворот, из сита сеять золу на солнце, когда на обеде, чтобы тень падала на заслонку. Сначала правой ногой чтоб стал, потом левой, и говорить за каждым разом [слова заговора. – Е. Е.]».

Номинация «солнце» как временной ориентир может быть отражена в названии лечебного текста. Шалина В. М. (с. Байкалово) заговор от тоски описательно называет заговором «на солнышко от сердечной кручины». Он читается в ясный день, при хорошей погоде, когда солнце светит ярко. Знахарь должен перекреститься и обратиться к солнцу со словами просьбы об избавлении от тоски.

Однако чаще всего бабушки советуют своим пациентам приходить или утром, или вечером, или утром и вечером. Многие сибирские знахари предпочитают указывать своим пациентам не на время суток, а на природное явление или небесное тело в качестве временного ориентира для лечения. Положение светила на восходе закреплено в солярных ориентирах: на восходе – «на восход», «на восходе солнца», «заря встает», «на утренней заре»; на закате – «на закате солнца», «на закат», «солнышко садится», «после захода солнца», «вечерняя заря», «до захода солнца», «после заката», «на заходе солнца»; в зените – «солнце на обеде», «солнце светит ярко» (все они выбраны из речи наших информантов).

Лечение вечером / ближе к ночи / перед сном признается знахарками эффективным в силу ряда причин. При лечении нервных заболеваний – человек, вернувшись после лечения домой, больше никуда не должен выходить, чтобы его никто больше не увидел, следовательно, не сглазил, не изурочил, не испортил. Об этой особенности вечернего лечения говорит Нагайцева А. С. (с. Озерное): «Больше надо вечерами, потому что вечер лучше помогает – человек не ходит по свету, его никто не оговаривает. А день-то ведь – он ведь кружает: тот встретился, другой встретился. Или вот от испугу – пошел ребенок, там, может, ещё его кто-то напугал».

Та же самая закономерность есть и при лечении грыжи. Федорова Ю. А. (с. Сосновка) отмечает:

(!) Она видишь, родимая грыжа, раз родила дак. Это три раза надо тоже. Прийти три раза подряд, каждый вечер, к ночи лучше.

(?) А почему к ночи?

(!) Он же потом никуда ребенок на ветер не выносят … перед сном. И так же вот и что от родимца лечить – тоже под вечер надо. Или домой приходить. Которы приходят – я на дом делаю воды в бутылку. Тоже, чтобы на ветер уж после этого, после лечения, не выходил ребенок.

Среди сибирских знахарей бытует убеждение, что различные болезни могут распространяться «по ветру». Ветер в их представлениях выступает как медиатор, переносчик той или иной «заразы». Например, с ветром легче переносятся на человека злые, «сглаживающие», «изурочивающие» слова. Соответственно, магические тексты, например присушки (любовная магия), наговариваются на ветер: «Выйти на улицу и по ветру отправляй, говори. Лучше на закате и на восходе солнца» (Пуртова Г. П., пос. Светлоозерный). В связи с этим в качестве оберега от сглаза, распространяемого по ветру (преднамеренно или непреднамеренно), может быть, например, использован платок: «А если ты, примерно, идешь и ребенка несешь, то бери платочек носовой, который ты не трогала, … встречайся с человеком, в зубах тот платочек держи. Это чтобы ребенка не изурочили. Ты ж идёшь на ветер, всякие люди встречаются с тобой, а ты сумлеваисси сама с собой, что “ребеночек-то у меня с ветру, его никто не видел”» (Нагайцева А. С., с. Озерное).

Некоторые знахарки объясняют пользу лечения вечером, когда садится солнце, простой аналогией: уходит солнце – болезнь тоже должна уйти, исчезнуть. Например, Мишарина Р. Д. (с. Ивановка): «Все-таки солнце идет на закат – и болезнь должна скатиться». Маслова А. Н. (с. Ивановка): «Солнце, заходя, уносит болезни, все, что лучше. И действительно, это лучше, когда солнце за горизонтом».

Наконец, лечение в вечернее время суток может быть продиктовано личными соображениями. Например, просмотром популярных сериалов по телевизору Бокаревой С. А. (с. Сладково):

(?) В какое время суток вы лечите?

(!) Вечером особенно, на ночь. Всегда на ночь болезни, хуже бывают болезни. И ребенок день вроде ничего, а ночью – всю ночь, мол, не спит, орёт. К вечеру. Ну, час я, если кто когда часа в четыре притаскиват, то вечером сериалы эти идут, я уже не буду лечить, сильно поздно.

Однако объяснение в выборе солярного ориентира для лечения может и отсутствовать, что свидетельствует о трансформации, частичной утрате смыслоразличительных элементов традиции. Так, не может аргументировать, почему она лечит на закате, Овечкина Л. С. (пос. Березняки):

(?) Надо три дня подряд ездить?

(!) Обязательно. И желательно вечером. На закате солнца считается… И она мне, вот эта бабушка, говорила, что лучше на закате солнца. Объяснять она не объясняла, но сказала, что лучше.

Лечение утром и вечером, вне зависимости от вида заболевания, признается многими знахарками наиболее эффективным: «Надо желательно или утречком, чтоб зорька была, или вечером на зорьке. Здесь приговариваешь к зорькам» (Романенко М. И., с. Сладково).

Лечение в разное время суток – на утренней заре и на вечерней заре – в некоторых случаях влияет на слова заговоров. Об этом упоминает Н. Н. Пташкина (д. Тюнево): «Утром вот я говорю «утренней зарой», а вечером я говорю «вечерней зарой» [таково произношение – «зарой». – Е. Е.].

Первым разом, добрым часом, вечерней (утренней) зарой, доброй порой Господа Бога на помощь вызываю, Святым Духом выдыхаю, золотник замовляю у раба Божьего (имярек)…»

Слова заговора, а точнее, действия, совершаемые персонажами заговора, могут служить своеобразным «хронометром-подсказкой» для знахаря, в какое время ему надо производить лечебные действия. Часто в текстах заговоров, записанных нами в населенных пунктах Тюменской области, упоминаются природные объекты и явления, традиционно служащие временными ориентирами. Например, в молитве от тоски Журавлевой А. Р. (с. Бердюжье) временной ориентир – вечер, когда «красное солнышко закатается»:

«Красное солнышко закатается, не тоскует ни о небе, ни о земле, ни о воде, ни о траве, ни о чем, так бы рабе Божьей (имярек) не тосковать и не горевать, не думать ни о чем, рабе Божьей (имярек) не было бы тоски и кручинушки. Аминь. Аминь. Аминь глухой тоске».

В молитве от испуга Елфимовой Т. Ф. (г. Ишим) время действия – утро:

«Господи, помилуй, Господи, помилуй, Господи, помилуй, стану я рано ранешенько, умываюсь бело белешенько не ключевой водой, а утренней росой, подвязуюсь ветушком, иду я за новые ворота, гляну я в чисто поле, там бежит зверь, я этого зверя убиваю, иду я к Господу Богу, беру я у Господа Бога триста три золотых ключа, иду я к златнику, губы, зубы закидываю, иду я к Господу Богу, кладу на стол триста три золотых ключа. Пчелка-пчелица, мать раница, как помогала мне, так помогай (имярек)».

В её же молитве от лихоманки упоминаются «матушки вечерние зори», а само действие основано на параллелизме – как «тухнут», «истухают», «чезнут», «исчезают» зори, так должна сойти болезнь:

«Матушки вечерние зори, как вы тухнете истухаете, как бы чезли исчезали 12 сестер, 12 лихоманок тухнете истухаете, чезнешь исчезаешь, из рабы Божьей (имярек) 12 сестер, 12 лихоманок летите за тридевять земель, за тридевять морей, матушка березонька, к тебе я призываю 12 сестер, 12 лихоманок. Аминь. Аминь. Аминь».

Таким образом, функциональные особенности заговорных текстов могут ориентировать знахаря во времени для совершения ритуала лечения того или иного заболевания.

Лунный календарь

В лунном календаре (селеноцентрическая система) временным ориентиром для западносибирских знахарей выступают фазы луны. С одной стороны, от фаз луны зависит лечение отдельных заболеваний, в основном зубной боли, реже грыжи и бородавок. С другой стороны, ими определяется процесс лечения в целом, вне зависимости от конкретной болезни.

Зубную боль лечат в основном на молодой месяц, причем в ритуале лечения, как отмечают знахари, необходимо смотреть на месяц (оператору и перципиенту). Например, Авросимова А. Н. (с. Уктуз) отмечает: «Надо увидАть молодой месяц и, не сходя с места, проговорить эту молитву три раза». Шишкина Н. Ф. (д. Криволукская): «Когда вот молодая луна нарожается, надо на нее смотреть и говорить».

В основном все зафиксированные нами лечебные тексты от зубной боли построены в форме обращения к месяцу.

В редких случаях отдельные информанты лечат зубы на молодой и на убыльный месяц (например, Вострых Р. А., с. Уктуз), или вне зависимости от фазы луны: «Вот я вот обыкновенный, простой наговор знаю, и, между прочим, он очень хороший. Заболели зубы – выходи вечером и смотри на месяц. Месяц идет – ага…» (Суворова З. К., с. Памятное).

Возможно, традиция лечить зубную боль на молодой месяц была перенесена на лечение других болезней, в частности, грыжи (зафиксировано несколько случаев). Излечение бородавок на убыльный месяц, возможно, связано с законом аналогии: как месяц убывает, так и бородавки должны убывать, исчезать. Именно так объясняет Кугаевская Г. П. (с. Байкалово): «…Но это тоже надо на убыльный месяц все делать, чтоб луна уходила, и это все у тебя было. А когда растет, это … у тебя еще больше разрастется всё. Да, это обязательно надо запомнить. Все на убывающую луну». Эта же информантка на убыльный месяц выводит с помощью заговора крыс.

Процесс лечения в целом может зависеть от того, в какой фазе находится луна. И опять мы видим здесь приуроченность лечебного ритуала или к нарастающему, или к убывающему месяцу. Причем одни знахарки отмечают, что разные виды болезней лечатся при разных фазах луны (см. выше), другие – что все болезни лечатся только при какой-то одной лунной фазе. Например, Ермохина Н. С. (с. Покровское) все болезни лечи на молодую луну: « Я лечу все время на молодой месяц. Потому что на молодой месяц помогает больше, детям и взрослым».

Семантика убывающего или растущего месяца особенно значима в лечебном процессе у пожилых знахарей. Некоторые из них могут представить полную картину фаз луны и зависимость от них лечения той или иной болезни. Номинации фаз луны в речи наших информантов так разнообразны, что мы сочли нужным составить их словник, обозначив в нем лексемы для растущего месяца, для половины месяца, для полной луны и для месяца убывающего. В интервью с Рудкевич П. М. (д. Борки), Нагайцевой А. С. (с. Озерное), Бокаревой С. А. (с. Сладково), Мартыновой Н. И. (с. Озерное), Бекенёвой М. К. (д. Таволжан) номинации фаз луны наиболее разнообразны.

Фазы луны: словник

Растущий месяц:

«Как первая четверть станет», «когда нарождается он», «молодая луна», «молодик нарОдится», «молодняку», «молодячок», «на молодик», «на молодняк», «на молодняке», «на молодой месяц», «на молодую луну», «на растущей луне», «рост луны», «на прибыль», «на молодУ», «на молодую».

Половина месяца:

«Наполовину», «половина», «половину луне».

Новолуние:

«На новолуние».

Полный месяц:

«В луну», «на полном», «напонякУ», «полная луна», «полный», «под полный».

Убывающий месяц:

«Исход», «когда он станет уже исходить», «луна сократилась», «месяц когда наисходит», «на исход луны», «на исход месяца», «на исход», «на исходе месяца», «на исходе», «на исходУ», «на конец месяца», «на подысход», «на убыльный месяц», «на ущерб», «на ущербе», «под старость», «последняя четверть», «старый месяц», «сходом» («лечить надо сходом»), «убыль», «чтобы месяц убывал».

Селеноцентричность поведения некоторых знахарей в их парадигме лечения продиктована представлениями о значимости луны как меры жизни человека. Например, для Нагайцевой А. С. (с. Озерное) луна является апокалипсическим знаком, вместилищем греха человека. В связи с этим Анастасия Семёновна рассказала следующую легенду:

Все старые люди говорят: ну, действительно, когда вот в луну, полная луна – вот так вот вглядисся-вглядисся в неё, всё говорит: “Там, на луне, человека складают”. Поняла? Ну, точно, как будто куски лежат. Вот прибавляется. Вот ему надо последний кусок. У нас свекор очень верующий был, он Библию читал старинную. У нас в пожар украли ее. Вот последний только хочет кусок прилепить к человеку, чтоб человек пошел на прах, луна – все, сократилась. Вот наш свекор это рассказывал. Как бы ему надо еще бы кусочек прибавить – он бы человек пошел по небу. Вот все говорят: “Если когда складёт, будто бы конец веку будет”. Господь его знает: допустит – нет Господь…

Анастасия Семёновна отмечает, что лечить поэтому лучше на исходе, как бы не способствуя накапливанию на луне человеческих грехов.

Дни недели

Лечебный процесс в западносибирской медицинской традиции на современном этапе её существования в некоторых случаях может быть ориентирован на определенные дни недели.

В среду рекомендует лечиться от заикания Кугаевская Г. П. (с. Байкалово), от радикулита (в ветреную погоду) Суворова З. К. (с. Памятное).

В четверг рекомендует читать молитву от крыс (на убыльный месяц) Кугаевская Г. П.

В пятницу, в десятую неделю после Пасхи после заката рекомендует лечить больные жилы на ногах Суворова З. К. Три пятницы лечит грыжу Вострых Р. А. (с. Уктуз).

В среду и пятницу рекомендует лечиться от тоски Бекенева М. К. (д. Таволжан).

В субботу, перед мытьём в бане, от ссор в семье рекомендует проводить обряд Шишкина Н. Д. (г. Ишим).

В четный день рекомендует читать молитву от воров (наговаривать на кошелек) Кугаевская Г. П.

Некоторые информанты разграничивают дни недели по определенным критериям. Например, Дмитриева К. В. (с. Ярково) начинает лечение грыжи в тот день, в который ребенок родился, и продолжает заговаривать в «сухие» дни, когда грыжа «высыхает», исчезает. Рудкевич П. М. (д. Борки) дни недели делит на «мужские» и «женские»: «Надо, мужчин надо лечить по мужским, женщин надо по женским дням лечить. А дни, это значит, мужика – понедельник, вторник, четверг, а женщины – это среда, пятница, суббота. Воскресенье – это праздник».

Ориентация лечебного процесса на дни недели связана с христианской традицией, в которой особенно значимыми из вышеназванных дней являются среда и пятница, а также с народными представлениями о болезнях.

Праздники

Церковные праздники

Некоторые лечебные обряды приурочены к церковным праздникам, что может свидетельствовать о той роли, какую играет христианский компонент в лечебной традиции Западной Сибири. Среди зафиксированных нами лечебных обрядов два из них связаны с двунадесятым праздником – Пасхой.

Как отмечает Суворова З. К. (с. Памятное), больные ноги (варикозное расширение вен) лечатся в десятую неделю после Пасхи, в пятницу, после заката.

В народной ветеринарии, по свидетельству Бокаревой С. А. (с. Сладково), лечили от ящура «на чистый четверьг, под Паску». Сам обряд таков: «Молитву эту читаешь [от ящура. – Е. Е.], и делаешь. В поле когда работаешь, найдешь ящерицу, посадишь ее в деготь в бутылку, потом вот этим дегтем, как выпускать на чистый четверг [коров в поле. – Е. Е.], мазать: копыты смазать корове, в подхвостку вот тут между этим, хвостом-то, ложбина, чтоб не садились мухи, не заводились никакие черви».

Бабушки-знахарки рекомендуют в утро Вербного воскресенья в качестве оберега от болезней (уроков, порчи) съедать три шишечки от освященной в церкви вербы (Торопова М. И., с. Бердюжье; Бекенева М. К., д. Таволжан).

Народные и светские праздники

Наконец, среди всего корпуса собранных нами на территории юга Тюменской области обрядов, имеющих отношение к народной медицине, ветеринарии, а также к магии (любовной, хозяйственной), можно выделили те, которые приурочены к определенному народному или светскому празднику.

Если говорить о народной ветеринарии, то среди народных праздников наши информанты отмечают первый день выгона скота, Егорьев день, когда скотина или птица «забираются в круг» (совершается круговой обход скотины), и читается заговор от волков (Бокарева С. А., с. Сладково).

Если говорить о хозяйственной магии, то среди светских праздников выделяется новый год. Все тексты, связанные с переходом от одного года к другому, зафиксированы нами у одной информантки, Кугаевской Г. П. (с. Байкалово). Стоит отметить, что у Галины Павловны лечебный процесс является строго регламентированным, ориентируясь на солнечный и лунный календарь, на дни недели и определенные праздники.

В качестве оберега на новый, наступающий год Кугаевская Г. П. знает несколько молитв. Информантка отмечает, что эти молитвы приурочены к високосному году. В последнюю ночь високосного года произносятся следующие слова:

«Ангелы годовые, ангелы святые, словами своим не дайте, делом своим не пускайте, из високосного уходящего в новый год приходящего не пускайте к рабам (членов семьи перечисляем) ни черных дней, ни злобных людей, ни слезы горючей, ни хвори болючей, 12 ангелов, встаньте на защиту (имена всех). Слово крепко, к году лепко. Аминь. Аминь. Аминь».

Для кануна високосного года у Галины Павловны такие слова:

«Едет конный, едет пеший, а мне год успешный. Облачу себя в свят одежду, святым крестом крещусь, со старым годом прощусь, с високосным встречаюсь, в свет одежды облачаюсь. Ключ, замок, язык. Аминь. Аминь. Аминь».

Многообразие заговоров именно на високосный год может быть связано с поверьем, что именно этот год – самый трудный, тяжелый.

§ 6.3.Невербальная коммуникация: кинесика

Кинесика относится к наиболее разработанным разделам невербальной семиотики, однако объективно запечатлеть жесты в лечебном процессе гораздо проблематичней, чем, скажем, описать проксемику и хронемику. Это связано с тем, что, как мы отмечали выше, само заговорно-заклинательное действо (или невербальный обряд) не производится, а воспроизводится в искусственных условиях (часто даже не в том пространстве, в котором совершается реальный обряд). В данном исследовании на основании имеющегося у нас материала мы можем прокомментировать некоторые жесты, совершаемые в процессе лечения, в частности, движения в форме круга и в форме креста. Эти движения наделены особой культурной (мифологической) семантикой и составляют ритуальный жестовый язык знахарей.

В мифопоэтической символике круг – один из самых распространенных элементов, выражающий «идею единства, бесконечности и законченности, высшего совершенства» [57, с. 18].

Круговые движения в лечебном ритуале, с одной стороны, совершаются над местом локализации боли и / или над предметом, символизирующим процесс излечения (например, над сучком). Знахари говорят так: «очерчивать по кругу на молодой месяц», «обходишь вокруг пуп тихонько», «чертить круги вокруг чирья», «взять выпиленный сучек, водить вокруг него» и т. д.

Мишарина Р. Д. (с. Ивановка) при лечении пуповой грыжи делает круговые движения вокруг пупа и вокруг сучка: «Вот я просто пальчиком лечу, безымянным, навстречу солнцу, не по солнцу, а навстречу солнцу. Я черчу навстречу солнцу безымянным пальцем. И слова наговаривать надо, слова. И еще надо сучёк. Раньше сучки-то в каждой стене были, в каждых дверях, а теперь-то и сучка-то не найдёшь. Дак я уж теперь полено на колено положу, суковатое полено. Значит, вот это, пупок наговариваешь, а потом этот, сучёк наговариваешь. Это надо повторить девять раз».

В обряде от сглаза Бекенева М. К. (д. Таволжан) совершает ряд ритуальных действий, среди которых – вождение яйцом вокруг иконы: «Сначала тоже пришла, посадила ее за стол, надо мне иконку Пресвятую Деву, она с Иисусом Христом, и надо, чтоб чиста тряпочка была, иконку эту на тряпочку ставишь, берешь яичко куриное, и вот округом этой иконки водишь и читашь молитву».

Таким образом, обведение кругом в ритуале западносибирских знахарей приобретают мифологическую огласовку, выражая идею космизации через организацию хаоса, упорядочивания вселенной, защиты ее от негативных влияний, идущих извне. Замыкая круг, знахарь локализует болезни и опасности вне него.

Крест в мифопоэтических и религиозных системах – «один из наиболее распространенных символов, нередко функционирующий как символ высших сакральных ценностей» [74, с. 12]. В отличие от круга, который разграничивает внутреннее и внешнее пространство, крест «подчеркивает идею центра в основных направлениях, ведущих от центра (изнутри вовне). Конституирование зримого центра в кресте ставит дополнительный акцент на том, что является высшей ценностью системы, что иерархизирует и сакрализует все пространство, определяя в нем линии и направления связей и зависимостей» [там же].

Крестообразны в лечебном ритуале следующие действия: перекрещивание предмета сучка («крестить пальцем сучок»), перекрещивание грыжи («грыжу закусывам. Ну, я губами крест-наперекрест»), перекрещивание человека пальцами, смоченными наговоренной водой («крестики делаешь. На лоб, на щечки, грудь, ручки. Мочить щепотку и перекрестишь»), знахарь крестообразно льет воду («ее льют обычно крест-накрест водичку всегда») и т. п.

В старообрядческой лечебной традиции знахари перекрещивали двумя перстами. Федорова Ю. А. (с. Сосновка), унаследовавшая знания от своей свекрови-двоеданки, вспоминает:

(?) А Ваша свекровь как двоеданка, наверно, не тремя перстами крестила?

(!) Нет, она все говорит: “Тремя-то перстами мужики раньше табак лОжили, закуривали”. А оне вот так крестились, своими двумя пальцами.

Сама Юлия Афанасьевна, не принявшая старообрядчество, хотя ее «блатовали» перейти в новую веру, лечит заговорами свекрови, но перекрещивает тремя перстами.

Движения в форме креста (перекрещивания) в лечебном ритуале семантически связаны с религиозным, христианским компонентом. Наложение креста (а также произнесение определенной словесной формулы религиозного характера) трактуется знахарями как отправной, «разрешительный» жест для совершения лечебного ритуала. Соответственно не выполнение перекрещивания («наложения креста») равнозначно тому, что «бабушка» – не настоящая лекарка, а ее слова не помогут.

Итак, проксемика, хронемика и кинесика составляют важную часть невербального языка лечебного процесса. Заговорная ситуация диктует особые, культурно-специфические правила «проксемного поведения людей», опирающиеся как на физические, так и на личностные, социальные, культурные, языковые и другие параметры [30, с. 478]. Семантика границ и локативов в лечебном процессе (на западносибирском материале) связана с их смысловым наполнением в традиционной славянской мифопоэтической картине. Дальнейшее исследование проксемного поведения знахаря должно ориентироваться на выявление и описание приоритетных параметров (перечисленных выше), а также на сравнение этнических традиций коммуникативного пространства (главным образом славянских и тюркских). Реальное время «лечебной» коммуникации ценностно ориентировано на определенные культурные события или природные явления, а хронемное поведение людей опирается, как и в проксемном поведении, на физические, личностные, социальные, культурные, языковые и другие параметры. В свою очередь, дальнейшее исследование кинесического поведения человека как части ритуала лечения должно быть построено на материале, фиксирующем естественный лечебный процесс. Интересно также проследить жесты не только оператора, но и перципиента. В перспективе данные жесты могут составить жестовый словарь лечебного ритуала медицины Западной Сибири.