В «Вакханках» Еврипида мы сталкиваемся со сценой, в которой группа женщин, bacchants (Жрецы Бахуса), танцуют в состоянии экстаза, поют и дико кричат. Через некоторое время они прекращают танцы и разрывают животных голыми руками в диком трансе. Они нападают на пасущийся скот, разрывая его на куски и рассеивая части вокруг. Можно увидеть ребра или раздвоенные копыта, разбросанные тут и там. Части тел висят на елях, оскверненных и истекающих кровью. Они двигаются, как птицы, вознесенные их скоростью, нападают как враг на деревни и переворачивают все. Они хватают детей из домов и убивают всех, кто стоит на их пути. Все, что они помещают на свои плечи, остается там без привязывания и не падает на темную землю — ни бронза, ни железо. Они несут огонь в своих волосах, и он не сжигает их.
Когда жители деревни, разъярённые грабежом Вакханок, восстают на них с оружием, женщины, выпускают из рук свои тирсы (Тирс (др.-греч. Фирс) — деревянный жезл, увитый плющом и виноградными листьями, сделан из стебля гигантского фенхеля, увенчанный шишкой пинии — атрибут древнегреческого бога рождающих сил природы и вина Диониса, а также его свиты — сатиров и менад. Непременный атрибут дионисических мистерий, символ мужского созидающего начала) и ранят мужчин, обращая их в бегство. После этого, они возвращаются туда, где они начинали, измазанные кровью и змеи своими языками очищают капли на их щеках и на их коже (Еврипид «Вакханки»). Они делают это в честь Диониса в его мистерий экстаза и интоксикации. После обряда они падают на землю истощенные, и спят мертвым сном. То, что сводит их с ума, является божественной одержимостью, состоянием, в котором они становятся необычайно сильными и дикими и в котором они, похоже, имеют особые силы. Древние назвали это состояние furor divinus — божественная ярость, и считали, его результатом одержимости, либо богами, либо демонами. Но идея, стоящая за этой верой, является результатом тесной связи между представлением безумия и меланхолии.
«Фактически безумие, если оно приходит как дар небес, является каналом, по которому мы получаем величайшие благословения».
В «Вакханках» Еврипида мы сталкиваемся со сценой, в которой группа женщин, bacchants (Жрецы Бахуса), танцуют в состоянии экстаза, поют и дико кричат. Через некоторое время они прекращают танцы и разрывают животных голыми руками в диком трансе. Они нападают на пасущийся скот, разрывая его на куски и рассеивая части вокруг. Можно увидеть ребра или раздвоенные копыта, разбросанные тут и там. Части тел висят на елях, оскверненных и истекающих кровью. Они двигаются, как птицы, вознесенные их скоростью, нападают как враг на деревни и переворачивают все. Они хватают детей из домов и убивают всех, кто стоит на их пути. Все, что они помещают на свои плечи, остается там без привязывания и не падает на темную землю — ни бронза, ни железо. Они несут огонь в своих волосах, и он не сжигает их. Когда жители деревни, разъярённые грабежом Вакханок, восстают на них с оружием, женщины, выпускают из рук свои тирсы (Тирс (др.-греч. Фирс) — деревянный жезл, увитый плющом и виноградными листьями, сделан из стебля гигантского фенхеля, увенчанный шишкой пинии — атрибут древнегреческого бога рождающих сил природы и вина Диониса, а также его свиты — сатиров и менад. Непременный атрибут дионисических мистерий, символ мужского созидающего начала) и ранят мужчин, обращая их в бегство. После этого, они возвращаются туда, где они начинали, измазанные кровью и змеи своими языками очищают капли на их щеках и на их коже (Еврипид «Вакханки»). Они делают это в честь Диониса в его мистерий экстаза и интоксикации. После обряда они падают на землю истощенные, и спят мертвым сном. То, что сводит их с ума, является божественной одержимостью, состоянием, в котором они становятся необычайно сильными и дикими и в котором они, похоже, имеют особые силы. Древние назвали это состояние furor divinus — божественная ярость, и считали, его результатом одержимости, либо богами, либо демонами. Но идея, стоящая за этой верой, является результатом тесной связи между представлением безумия и меланхолии.
Считалось что меланхоличные люди были более склонны к безумию из-за их естественного отчуждения. Доминирование черной желчи над другими жидкостями делало их изменчивыми и слабыми, не способными сопротивляться влиянию духов, пытающихся захватить их души. Древние считали, что меланхоличные люди становятся одержимыми, когда черная желчь становится горячей и восходит к мозгу. Затем человек может временно потерять здравомыслие и вести себя, как если бы он обладал сверхъестественной силой. Это конечно, могло произойти и с людьми трех других темпераментов, так как черная желчь присутствует в организме каждого человека, но меланхоличный человек испытывает эти состояния гораздо чаще и в более тяжелой форме. Поэтому меланхолия, очевидно, проявляется не только как врожденное отчуждение, но и как серия временных приступов безумия.
Древние часто считали меланхолию болезнью. Большинство из них приписывало неблагоприятные эффекты болезни избытку поврежденной черной жидкости, и помимо физических симптомов, они также фокусировались на психических расстройствах. Ранние записи из греческой мифологии обычно описывают героев, страдающих от временных приступов безумия (Аякс, Геркулес, Беллерофонт). Такие герои появляются в самых известных эпических поэмах тех времен, таких как «Илиада» или «Одиссея» Гомера. Также в греческой драме мы можем найти многочисленные темы безумия и меланхоличной одержимости (Эсхил, Софокл и Еврипид).
Современная медицина объяснила меланхоличное безумие как дисбаланс в настроении, либо состояние крайней депрессии и ухода от внешнего мира, или крайней агрессии, насилия и неуправляемого поведения. Асклепиад различал три формы психических заболеваний: phrenitis (Френит (греч. буквально — «воспаление диафрагмы»; синонимы: френезия, френолепсия) -историческое заболевание, концепция которого была разработана в Древней Греции и существовавшее в медицинских классификациях до XIX века, этиологией которого считалась лихорадка, ЧМТ и соматическая этиология. В понимании Гиппократа и его последователей это — воспаление, поражающее душу и тело. Дело в том, что тогда вместилищем души считали диафрагму, по-гречески «греч. (френ). Отсюда современная психиатрия унаследовала этот корень в терминах «шизофрения», «парафрения», «гебефрения»), ярость и делирий. Меланхолия принадлежала частично к делирию, в то время как мания был общий бредом, характеризующимся сильной тенденцией к заблуждению. Аналогичное деление было отмечено Корнелием Цельсом в медицинском трактате «De re medica» , где психические заболевания были сгруппированы в три категории: phrenitis, мания, меланхолия. Римский философ Цицерон сравнил манию, с негодованием и искал ее причин в гневе, беспокойстве и печали. Характерно, что в Риме была богиня, покровительствующая психически больным людям — Ангерона Дэа. Она защищала своих верующих от безумия, таинственного горя и депрессии.
Временные припадки меланхоличного безумия считали не только вредной болезнью, но и источником творчества и выдающихся сил, недоступных для людей в обычном состоянии. Предшественником теории творческого безумия был Платон. В «Федре» он представил подробное описание основных типов безумия, сосредоточив внимание на их творческих качествах. Меланхолия в результате избытка черной желчи является источником безумия, в котором могут проявляться божественные силы: Платонический furor divinus был состоянием, в котором человеческая душа временно становилась восприимчивой и чрезвычайно подверженной божественному влиянию, которое проявлялось как гений. Эта теория позднее был развита Аристотелем, чья рациональная философия уравновешивала таинственную теорию творческого безумия как божественной одержимости с признанными человеческими качествами. В тридцатой «Problemata physica» (Авторство этого текста является неточным. Его, как правило, приписывали Аристотелю, но современные историки отмечают его скорее как псевдоаристотелевский) он отмечает: «почему все те, кто стали выдающимися в философии или политике, или поэзии, или искусстве, явно пьяницы?» Ответ на этот вопрос, по его словам, был найден в таинственных и изменчивых качествах черной желчи: «Поэтому все меланхоличные люди необычны не потому, что больны, но это их естественное состояние».
Избыток черной желчи приводил к периодам временного безумия, в которых сила творчества, интеллекта, и других способностей увеличивалась до такой степени, что человек страдал от такого приступа, и как считалось, был одержим сверхъестественными силами. Тем не менее, было рациональное и полностью земное объяснение, которое дало основу для развития теории furor divinus во времена Ренессанса.
Ученые Ренессанса развили эти древние теории и объединили их с идеями современной философии. Один из самых важных представителей раннего Ренессанса, Марсилио Фичино, исследовал противоречивые аспекты меланхолического темперамента, сосредоточив внимание на позитивных качествах. Фичино, как Аристотель, утверждал, что все уважаемые люди, такие как великие философы, пророки, гении или гениальные художники, страдали от тоски, были склонны к ней, или, по крайней мере, имели тенденцию испытывать приступы «болезни». Теории Фичино уходят корнями в древнюю платоническую и неоплатоническую философии, он развил первоначальные идеи Платона и школы неоплатонизма третьего века. Плотин и его последователи утверждали, что состояние мелонхолии было трансом безумия, который позволял общаться с божественным духом, Разумом (Nous). Nous, однако, было не чем иным, как проявлением имманентной божественности, глубинной души. Человек был, по словам неоплатонизма, центром вселенной, узловой точкой огромной сети сфер, которые были отражены в человеческом существе — идеальном микромире. Бог был внешней сущностью во всей Вселенной, и меланхоличное безумие создавало крайнюю восприимчивость души, через которую человек мог слиться с божественной силой. Это был процесс, описанный в Пэмандре — легендарном герметическом тексте, приписываемом Гермесу Трисмегисту. История Адама, представленная в тексте, показывает убежденность в уникальном положении и природе человека. В Пэмандре Адам является более чем человеком: он является божественным и принадлежит к расе звездных демонов, божественно созданным правителем нижнего мира. Даже не смотря на то, что он пал, это падение само по себе акт силы. Он может «склониться вниз через броню сфер, разорвать их оболочки и спуститься вниз, чтобы показать себя Природе». Подобным образом Фичино основывал свою философию на том, что человеческая душа является ключевым центром вселенной. Он был первым ученым в Европе эпохи Возрождения, который перевел Пэмандра на латинский язык и популяризировал его через его Платоновскую академию во Флоренции. Поскольку он был напечатан впервые в 1471 году, текст переиздавался, по крайней мере, шестнадцать раз до конца века.
Таким образом, человек был самым достойным существом в творении. Так же, как человек был центральной точкой во Вселенной, Земля, как самый плотной и твердой элемент, считалась космическим центром, неизменным прародителем всех вещей. Аналогичной позицией в человеческом организме обладал черный темперамент. Черная желчь меланхолии была наиболее важной жидкостью в человеке по мнению Фичино. В его «Трех книгах о жизни» он сравнил меланхолию с герметической таксономией космических сфер, протянувшейся к Ноусу.
Меланхолия была центром и вершиной интеллектуальной жизни. Фичино тесно связывал её с созерцанием. Он утверждал, что длительный период созерцания делает мозг холодным и сухим в результате избытка мысли и истощает дух. Меланхолия, однако, имеет двойственную природу: «существует глубокая мрачность, но есть также переплетение чистого света». Эта двойственность была вызвана холодными и горячими качествами черной желчи. Холодные качества индуцировались в состояние депрессии и застоя, в то время как тепло продуцировало безумие, позволяя человеческому духу подняться в высшие сферы и достигнуть непосредственного видение Божественного. Черная желчь «обязывает мысли проникнуть в исследование центра её объектов, потому что черная желчь сродни центру земли. Аналогичным образом она поднимает мысль к высшему пониманию, потому что она соответствует самым высоким планетам». Фичино отмечал, что состояние божественного безумия походит на «духовную нирвану, в которой яростно горит жидкость».
Теорию меланхолии Фичино продолжил Агриппа и развил в своей самой известной работе, «De Occulta Philosophia». Агриппа проследил три уровня меланхолии, предложенных Фичино и классифицированных как меланхолия творческая, меланхолия рациональная и меланхолия ментальная. Тройная способность души (творческая, рациональная, ментальная) стала ассоциироваться с конкретными состояниями, вызванными меланхолическим темпераментом. По его словам на первом этапе, когда душа сосредоточена в воображении, она становится «одержимой» низшими духами, от которых человек получает инструкции в физическом искусстве. Когда душа сосредоточена в разуме, он становится «одержим» средними духами, которые передают знания природных и человеческих вещей. Последний этап является «интеллектуальным» уровнем души, когда она устремляется к интеллекту, и через высших духов узнает секреты божественной материи. Таким образом, божественное безумие, furor divinus, было источником творческого вдохновения, самым высоким и благородным уровнем души, который может быть достигнут путем творческого использования переменных состояний, производимых черным темпераментом в человеческом теле и душе.
Теория furor divinus была весьма влиятельной в античности и во времена Ренессанса. Меланхолическое безумие было динамичным элементом в современном искусстве, философии и литератуе. Этот принцип безумия и иррациональности в новейшие времена был исследован Фридрихом Ницше, который отмечал в его «Рождении трагедии», что древняя культура была построена вокруг двух противоположных принципов: бешенства и спокойствия. Он назвал первый принцип «дионисийским» и последний «аполлоническим». В то время как термин аполлонический принцип обозначал все, что было рациональным, гармоничным, благородным, простым и спокойным, дионисийский был связан с furor divinus и иррациональными элементами, распадом, расстройством, растворением, темными и таинственными видениями, галлюцинациями, трансом и интоксикацией. Он был принципом божественной одержимости, проявляющейся в вакханском веселии, художественной мании, или припадках безумия, в которых люди могли пророчествовать будущее, и во всех других формах экстатических состояний.
Furor divinus ассоциировалось древними греками преимущественно с Вакхическим безумием и пророческой яростью, характерной для оракулов. Записи о божественной одержимости, проявляющейся как припадок ярости также можно найти в других культурах, в древних и современных источниках. Следующие представления типов безумия является обзором нескольких выбранных аспектов furor divinus, в зависимости от их культурного контекста.
Вакхические обряды и ритуальная ярость
Крита юдоль святая,
Мрачный приют Куретов,
Зрел ты рожденье Зевса.
С гребнем тройным на шлеме,
Там Корибанты обруч Звонкой одели кожей.
Дико тимпан загудел:
Со сладкими звуками слиться хотел
Фригийских флейт; тимпан вручили Рее,
Но стали петь под гул его вакханки.
Рея сатирам его отдала:
Звонкая кожа с ума их свела.
Через два года на третий
Бьют в тимпаны и пляшут они,
Веселят Диониса
(Еврипид «Вакханки» перевод Иннокентия Анненского)
Дионис, бога вина, интоксикации, экстаза и восторженности, был богом природы, душой всех живых существ. Он управлял циклами рождения, смерти и возрождения и проявлялся в естественных процессах живого мира. Предположительно он спал в зимнее время и просыпался весной. Тогда люди праздновали его пробуждение через экстатические обряды, пение и танцы. В Дельфах его жрицы собирались ночью в храме, чтобы провести обряды, которые должны были разбудить спящего Бога. Эти торжества проходили близко к зимнему солнцестоянию. В Афинах были также четыре специальных фестиваля в честь Диониса: Малые Дионисии (осенью), Ленэи (в январе), Антестерия (конец февраля) и Большие Дионисии во время весеннего равноденствия.
Помимо дневных торжеств Дионисии были также двухгодичные ночные обряды Тристерии, проводимые в зимнее время на горе Парнас. Они отмечали появление Диониса из преисподней. Первый день контролировали менады в их состоянии Mainomenos, или вдохновленного безумия, в котором они достигали предельного атавистического состояния, и в ходе которого они охотились на животных (в мифах и легендах также на человеческих существ) разрывали их голыми руками и ели сырыми (Эта ритуальная форма называется Спарагмос (Sparagmos). В ходе этой практики жизнь животного, или иногда даже человеческого существа, приносилась в жертву, будучи расчленена, отделением конечностей от тела. Это часто сопровождалось омофагией — употреблением в пищу сырого мяса жертвенной жертвы) — на второй день они пребывали в Thyiadis, или в бреду, оргиастическом состоянии, которому содействовали сатиры.
Женщины с факелами бегали в горах с дикими криками и пением. Они обычно были обнажены, поскольку Дионис был также богом свободной сексуальности, или они могли быть одеты в оленьи кожи, накинутые на плечи. Они также имели тирсы — стебель фенхеля, с наконечником из связки листьев плюща. Их головы были украшены плющом. Люди называют эти торжества «оргиями» от греческого слова, обозначающего возбуждение. Дикие танцы, крики и громкая музыка рождала экстаз, ритуальное безумие, в котором, как верили люди, их души объединялись с Богом. Считалось, что душа в момент Божественного безумия покидает тело, и люди были совершенно одержимы божественным.
Эта убежденность была основой Дионисийских Мистерий. Два ключевых термина, связанных с дионисийской традицией — это экстаз и восторженность, экстаз — это расставание с телом под влиянием ритуала, восторженность -одержимость богом. Эти два понятия тесно связаны с идеей божественного безумия и состояния меланхоличной одержимости, в которой трансовый экстаз был вызван излишком черной желчи. В теории темпераментов черная желчь поднимается в мозг, производя вредные пары, которые распространяются в теле и в Духе. В психологическом плане мы могли бы сказать, что эти «черные пары» являются эмоциями, подавленными человеческой психикой, которые в состоянии экстатического транса, выходят на свет сознания. Иными словами -это внутренние демоны. Вся идея, лежащая в основе Дионисийских Мистерий должна была вызывать эти подавленные эмоции и инстинкты, фантазии, сексуальные и агрессивные побуждения и охватывать их как неотъемлемую часть Самости. Таким образом, празднование Дионисий включали мероприятия, которые в патриархальной общине считались незаконными, отвратительными, опасными и отталкивающими, такие как питье крови, жертвоприношения животных или дикий разнузданный секс. Эти практики считались представляющими угрозу для общества, поэтому они проводились тайно в ночное время, за пределами схем одобренных религиозных стандартов. Со временем они развились в сложный комплекс религиозных мистерий, который использовал одурманивающие вещества и трансовые методы, чтобы снять запреты и ограничения материального мира, чтобы освободить участников и вернуть их к более естественному и первобытному состоянию.
Алистер Кроули описал Бахуса как мужчину и женщину, божественного и человеческого, одновременно объединяющего принципы плоти и духа внутри себя. Он является богом и зверем, мужчиной и женщиной, «дважды удвоенный», содержащий собственные противоречивые аспекты и противоположности. В алхимии фраза «присутствие Вакха» относится к стадии брожения, когда духовное тело едино с душой. Ядром этого процесса является «опьяненная капитуляция перед истинным внутренним «Я», когда кипящее эмоциональное расстройство и волнение становятся экстазом»» ( Кавендиш, Ричард: «Черное искусство»). В Таро это соответствует Силе и в теории темпераментов — экстазу, индуцированному черными парами желчной жидкости.
Состояние дикой ярости, вызванное интоксикацией и ритуальными действиями, было гневом, в котором участники обряда делали вещи, которые они никогда не смогли бы делать в обычном состоянии: они разрывали людей и животных или бросались в огонь и не получали никакого вреда. Женщины вакханки, одержимые Дионисом творили чудеса, как будто вызванные магией. Одна из них заставляла появиться из скалы водный источник, ударив по камню своим тирсом. Другая воткнула палочку из фенхеля в землю и в этом месте появилось вино. Была также женщина, которая царапала землю, заставляя на этом месте появится молоко. Состояние furor divinus освобождало их сверхъестественные способности, в то время когда через них проявлялась сила бога.
Пророки и оракулы
«В вакхическом безумии и пророческом безумии есть много силы для гадания. Всякий раз, когда Бог свободно входит в тело, он заставляет одержимого в его безумии предсказать будущее».
Furor divinus не только было состоянием ритуального экстаза, но это было также связано с даром пророчества. Платон и Аристотель считали, что все пророки, жрецы и жрицы во время пророчества фактически были одержимыми. Они впадали в экстатический транс, в котором они были способны предсказать будущие события, потому что в тот момент сами боги говорил их устами. Платон назвал этот дар пророчества мантикой и утверждал, что это было ни что иное, как своего рода безумие (manike). По его словам слова «mantike» и «manike» означают одно и то же, и буква «т» была лишь ошибочной вставкой. Таким образом, искусство пророчества касалось не только гадания на символах, но и прямого сообщения от богов в форме божественного безумия. Платон считал вдохновленное безумие «главным источником благословения, предоставленным человеку» и связывал его с искусством предсказания. В «Федре» он пишет: «Пророчество — это безумие. Прорицательница в Дельфах и жрицы в Додоне в состоянии неистовства сделали много хорошего для Эллады -и отдельным лицам и всему народу, а будучи в здравом рассудке, — мало или вовсе ничего».
Искусство гадания и пророческие навыки также объясняются в соответствии с современной теорией темпераментов. Сила пророков был результатом меланхоличного темперамента, через который люди могут получить прямое видение божественного. Избыток черной желчи приводил в состоянии невменяемости, в котором пророки были, как считалось, одержимы богами и духами и таким образом передавали их сообщения для остальной части человечества. Агриппа описывает эффект черной жидкости следующим образом: «когда она взбалтывается, она горит и подогревает безумие, что способствует знаниям и предсказаниям, особенно если это поддерживается любым небесным притоком, особенно Сатурна».
Черная жидкость здесь занимает ту же позицию, что и кровь. Древние считали, что контакт с кровью означал пересечение барьера между сферами жизни и смерти, между профанным миром и другими измерениями. В древних магических практиках была необходима такая ситуация, когда кто-то хотел связаться с Другой Стороной, особенно для пророчества. И таким образом, например жрица в оракле Аполлона в Аргосе пила кровь ягненка для достижения предсказательного транса. То же происходило во многих других древних ораклах. Кровь создавала транс и видения в практике предсказаний. Черная жидкость, как поврежденная форма крови, имела еще большее воздействие на дух и тонкие чувства: она производила состояние вдохновленного безумия, в котором человек мог стать сосудом для богов и передавать их сообщения в земной мир.
В древней римской и греческой литературе, есть многочисленные свидетельства пророчеств, которые произносят люди, захваченные безумием в момент разговора. Они вели себя как сумасшедшие полностью без чувств, и впоследствии они не помнили ничего, что они говорили. В древнем мире было много безумных пророков: Тиресий, который предсказал итог Троянской войны, или Кассандра, чей дар пророчества был предоставлен Аполлоном. Это вероятно два самых известных символа. Но там были и многие другие. Авл Гелиус пересказал запись жреца, который предсказал детали битвы между Цезарем и Помпеем в Фессалии.
Страдая от тяжелого приступа безумия, жрец предсказал время, порядок и исход битвы. Агриппа разъяснил характер пророческого безумия посредством таксономии меланхолии Фичино: когда разум захвачен меланхоличным настроением, он несом воображением и таким образом становится местом низших духов, от которых он получает инструкцию в прикладном искусстве:
«Таким образом мы видим, как довольно неквалифицированный человек вдруг стал художником или архитектором или довольно выдающимся мастером в искусстве другого рода». На этом уровне духи могут также показывать вопросы, касающиеся будущих изменений времени, катастроф, землетрясений, войн, болезней, голода и тому подобного. Когда ум полностью превращается в рацио, он становится обителью средних духов, которые передают знания, касающиеся человеческих институтов: «Таким образом, мы видим, как человек вдруг становится философом, врачом или оратором; «и в будущих событиях они показывают нам то, что касается свержения королевств и возвращения эпох». Другими словами человек имеет возможность предвидеть мутации человеческих цивилизаций и реституции времен. Высшим уровнем понимания является ощущение возвышенных духов, от которого человек учится секретам вещей божественных: «вещи, которые назначены предопределением, как будущие предзнаменования или чудеса, появление пророка, и изменения закона». Согласно философам эпохи Возрождения, меланхолия была болезнью, но она также наделяла пострадавшего глубокими психическими знаниями, духовной силой или творческим воображением.
Однако другого мнения придерживались демонологи средневековья и Ренессанса. Основным убеждением демонологии в эпоху Возрождения было то, что это дьявол говорил через оракулов посредством хаотического языка меланхолии. Даже несмотря на то, что меланхоличный человек не обязательно рассматривался как одержимый, считалось, что каждый maleficiatus (одержимый) показывал очевидные симптомы меланхолии. Меланхолия олицетворяет то, что сегодня, мы бы назвали лиминальностью, границей личности, которая уступает натиску дьявола, отмечает Мануэль ду Валле де Мур, главный Инквизитор и епископ города Эвора в Португалии. Почти каждый текст по демонологии тех времен упоминает тенденцию людей, пострадавших от меланхолии, став добычей демонического психического заражения. В этом состоянии было трудно отличить видения, полученные от божественных духов, от простого заблуждения или спровоцированных «дьявольскими извращениями». Пророк или провидец может передать слово Бога, но он может также стать сосудом дьявола, vas daemonum, встревоженным слуховыми, воображаемыми или визуальными явлениями (Магги, Армандо: «Риторика Сатаны: исследование демонологии Ренессанса»).
Художественная мания и чувство одержимости
«Все хорошие эпические поэты, не благодаря умению слагают свои прекрасные поэмы, а только когда становятся вдохновенными и одержимыми… Для поэта — это легкая, крылатая и святая вещь, и нет никакого изобретения в ней до тех пор, пока он не будет вдохновлен, и не будет находится за пределами своих чувств и разума: и если он не достиг этого состояния, он бессилен и не может произнести своих пророчеств» (Платон «Ион»).
Древние относили поэтов, художников и музыкантов к той же категории что и пророков. Они верили, что творческая мания, также является даром пророчества, возникает в божественном вдохновении. Творчество был связано с болезнью. Считалось, что только человек, страдающий от физического или психического заболевания, мог стать художником. Болезнь была источником глубокого понимания, который предоставлял личности знания, творческий и духовный потенциал. Это понимание было доступно только для тех, кто пострадал за него, как в случае Гомера, слепого поэта, или таких мифических персонажей, как Орфей, Прометей или Эдип. Таким образом, только в глубинах истерзанной души художника могли родиться творчество и гений. Художник, однако, мог стать временно одержимым богами и духами, и таким образом обрести вдохновение божественного происхождения. Это вдохновение было ничем иным, как furor divinus, как отметил Платон в вышеупомянутой цитате из «Иона», его трактата о поэтическом искусстве.
Во времена Ренессанса поэзия и музыка занимали особое место в теории четырех видов безумия Фичино. Это были: поэтический, религиозный, пророческий и эротический вид. Теория первоначально появилась у Платона в «Федре», где упоминались четыре вида Божественной восторженности. Они были также приписаны особым божествам греческого пантеона: поэтический -Музам, религиозный/инициатический — Дионису, пророческий — Аполлону и эротический/любовный — Афродите и Эроту. Вслед за платонической философией, Фичино предположил, что все типы безумия могут называться поэтическим безумием. По его мнению, человек, одержимый божественным безумием не довольствуется обычной речью, но разражается криком и поет песни: «посему, так как любое безумие, будь то пророческое, мистическое или любовное, приводит к пению и поэзии, можно справедливо сказать, что оно находит свое завершение в поэтическом безумии» . Музыка и поэзия были первым и самым низшим видом безумия, но они могли сопровождать другие три, волнуя низшие части души, то есть фантазию и воображение.
Поэты и художники были подобны пророкам и провидцам, они должны были быть одержимы божественной силой для создания великого искусства и поэзии. Только тогда, когда они были за пределами своего разума, они могли стать сосудом, который заполняется сообщениями богов и таким образом они могли проводить видение божества на землю и закреплять его. Источником этой идеи было убеждение, что безумные находятся в контакте со сверхъестественным. Их душа не полностью в теле, но проходит через другие планы и получает видения других миров и существ, которые живут там. Платон в его диалогах часто подчеркивал власть иррационального. В «Федре» он сравнивает поэзию с любовью и исследует ее иррациональный характер и её связь с безумием и одержимостью. По его мнению, безумие любовника является лучшим из всех форм демонической одержимости, как для самого субъекта и его партнера, и «причастный к такому неистовству любитель прекрасного называется влюбленным». И о божественном безумии, он пишет: «безумие, при условии, что оно приходит как дар неба, является каналом, по которому мы получаем величайшие благословения… Кто же без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых».
«Мы ремесленники все сумасшедшие», сказал лорд Байрон о себе и своих коллегах, поэтах в XIX веке. И на протяжении веков существовало много теорий о «безумном гении» и «тонком сумасшествии», которое встречается в среде художников, поэтов и писателей, известных их психотическими тенденциями, противоречивыми настроениями, разрушенной рациональностью и беспокойным темпераментом. Умопомешательство часто рассматривается как источник вдохновения и творчества. Выдающиеся представители литературы и искусства часто описывали свой темперамент как меркурианский, неумеренный, летучий, задумчивый, беспокойный или бурный. Многие из них страдали от периодов темного настроения, мрачных энергий и приступов безумия -симптомов, которые также составляют основу маниакально-депрессивный болезни. Темные депрессивные состояния были обычно периодами инертности и отсутствия творения. Ум был пуст и душа была погружена во внутренний мрак. Но эти летаргические периоды проходили поочередно со вспышками эмоциональных потрясений, которые были пламенными и воображаемыми, с жестокой энергией, высоким настроением и быстрым интеллектом. Это уже было отмечено учеными Ренессанса. Агриппа в его «De philosophia occulta», отмечает, что безумие, которое считалось, производимым черной желчи, жидкостью меланхолии, когда загоралось и светилось, создавало безумие, которое приводило к премудрости и откровению.
Вдохновленное безумие всегда считалась проклятием и благословением. Это проклятие, когда художник не может контролировать его и теряет здравомыслие, в то время когда он одержим припадком «безумия». Тем не менее, это благословение, когда оно становится источником творческого гения. Мания становится откровением, когда она открывает дверь в наш внутренний мир. Она прорывается через барьер сознания и раскрывает глубины нашего творческого воображения. Наибольшее понимание достигается в состоянии божественного безумия.
Трансовое безумие воинов
«Вот, что люди говорят об изменяющих форму, или тех, кто входит состояние берсерка: когда они выходят из этого состояния, они становятся намного слабее, чем нормальные люди» («Сага об Эгиле Скаллагримссоне»).
Берсерки были особым типом воинов, главным образом в германской и скандинавской культурах. Литературные записи описывают их как смертоносных бойцов, одетых в шкуры животных, воющих в бою как дикие звери, убивая всех и все, что было на их пути. Они действовали как бешеные собаки и волки, и часто считалось, что их ярость битвы была эффектом одержимости. Характер этой одержимости кажется, еще одним видом furor divinus, или трансом ярости.
Берсерк был тесно связан с Богом Одином. Другим именем Одина было Уоден / Водан, которое происходило от древнескандинавского odr или немецкого wut, что означает «ярость», «бешенство», «возбуждение», «разум», или «поэзия». Водан связан также с готическим wods — «одержимый». Действительно, воины Одина вели себя в бою, как будто они были одержимы. Их приступы ярости начинались с дрожи, вибрации зубов и сильного, жесткого холода в теле. Их лица разбухали и изменяли цвет, и они вдруг чувствовали подавляющее тепло, превращающееся в экстремальный экстаз. Наряду с этим чувством, они начинали вести себя как если бы они были умалишёнными. Они выли как дикие звери, не признавали никого и бросались в бой, убивая друзей и врагов.
За этим приступом следовало состояние крайней физической слабости, которая могла длиться даже несколько дней. Этот феномен известен как berserkergang и происходил не только в битве, но и во время тяжелой работы. В этом порыве ярости люди могли делать вещи невозможные в обычных условиях. Они имели сверхчеловеческую силу и часто сверхъестественные способности, как и в греческой концепции божественной ярости. Berserkergang также имеет много сходство с Вакханским безумием, и чувство сильного жара, жжение внутри тела, напоминает меланхолическое нагревание — горение черной желчи. Также оба приступа заканчиваются состоянием физического изнеможения и истощения.
Единственный способ победить берсерка — это поймать его после того, как его приступ закончился, когда он был беспомощен из-за физического истощения. Это было невозможно во время их ярости, когда они были чрезвычайно сильными и воевали яростно независимо от полученных ран. Эта сила была причиной того, почему саги часто описывают берсерков как гигантов или троллей. Их даже сравнивали с силой медведя. Соответственно, часто вымышленные имена берсерков содержали такие части как «bjorn» / «Бьёрн» («медведь»), например Эсбьерн, Гербьерн или Торбьерн. Эта связь с дикими животными была также выражена в том, что в приступе ярости берсерки превращались в животных, даже, если не полностью, то по крайней мере принимали дикую природу, дикие качества животных, особенно медведя или волка. Само название «берсерк» происходит от шкур животных, которые были единственной броней этих воинов в бою. Оно может быть прочитано как «голый человек» («bare-sark») («голые рубашки») и относится к их отсутствию брони, но это также может означать «человек медведь» («bear-sark»), что относится к животной коже одеяния берсерка.
Это животное качество тесно связано с характеристиками Одина. Считалось, что Один изменял свою форму в форму рыбы, птицы или дикого животного. Берсерки, называемые также воины Одина, имели такие же возможности. Это качество превращения в животных также связано с концепцией «покровителя» (fylgja), одним из духовных аспектов человека в древнескандинавской традиции. Покровитель является своего рода оберегающим духом и проводником, который часто появляется в форме животного. Отсюда легенды и сказки о ведьмах, колдунах и их магических животных. Таким образом, появление животного проявления берсерка в приступе безумия также могут рассматриваться как союз с fylgja и его проявлением в физической форме.
Феномен Berserkergang включал многие аспекты, связанные с furor divinus -оба были состоянием экстаза, одержимости, трансформации в зверя, оба связаны с жестоким насилием и разрушением, в котором проливается много человеческой крови, разрушаются дома, убивается скот голыми руками и убиваются мужчины, женщины и дети без разбора. Дополнительным качеством, характеризующим ярость берсерка, были сексуальные эксцессы. Берсерки уносили женщин из их домов, независимо от того, были они замужем или нет, обручены или овдовели, молоды или стары. В ходе berserkergang они, казалось теряли всю рациональность, все человеческие качества, как если бы они были вынуждены жить только их животными инстинктами. Они также были неуязвимы для оружия. Даже если их раны были смертельны или, по крайней мере, очень серьезные, они не чувствовали их. Это напоминает сцену, когда менады борются с мужчинами, которые намного сильнее и лучше защищены и не получают никакого вреда от оружия, или когда они несут огонь в руках и не получают ожогов. Аналогичным образом берсерки могли произносить заклинания стимулировать иммунитет к оружию или затупить оружие противника одним своим взглядом. Они могли получить раны, но они не замечали травм до тех пор, пока их ярость не заканчивалась.
Существует теория, что ярость берсерка не приходит спонтанно, но она может было наведена наркотиками, психотропными веществами или галлюциногенными грибами, например, мухомором красным, или большим количеством алкоголя. Это еще один аспект, который соединяет берсерков с Вакхическим безумием — экстазом через интоксикацию. Другие объяснения этого явления относятся к истерии, эпилепсии или психическому заболеванию -заболеваниям, обычно ассоциируемым с меланхолией.
Концепция «безумного сражения» была также известна в других частях мира. В ирландской литературе дохристианского периода мы можем найти множество примеров воинов, которые становятся одержимыми и взбешенными в бою. Очевидно, есть также такие герои в греческом эпосе. В «Илиаде» воины получают их сверхъестественные силы, будучи одержимы богами. Даже Библия упоминает воинов, которые борются с такой яростью, что они могут преодолеть во много раз превосходящего по численности противников. Как и другие концепции, связанные с Божественной яростью боевой Транс воинов, кажется общим для всего мира явлением, принимая различные формы в зависимости от культуры, но не ограничиваясь любой областью, или системой убеждений.
Ритуальная одержимость и шаманские мистерии
«Когда предки хотели, чтобы кто-то стал шаманом, он вдруг начинал чувствовать усталость во всех конечностях. Начиналась интенсивная тряска и мощная, неестественная зевота. Тяжелое бремя ложилось на его грудь, он чувствовал необходимость совершать внезапные, интенсивный и дикие крики. Судороги лихорадки сотрясали его, он закатывал глаза, а затем вдруг вскакивал на ноги и бегал кругами в безумии, пока не падал, обливаясь потом, и катался по земле в дрожи конвульсий. Его страдания увеличивались до тех пор, пока он не дотягивался до барабана и начинал шаманить. Тогда, наконец, состояние его успокаивалось» (Вильгельм Редллоф «Записи о шаманском сеансе». Цитата: Ян Фрайз «Сейд»).
Концепция furor divinus как приступа болезни может также быть связана с идеей шаманских ритуалов и мистерий. Общепризнанным знаком того, что человек был выбран духами для шаманской профессии, была склонность к одиночеству, суицидальные попытки, самоагрессия и членовредительство или приступы, напоминающие эпилепсию. Такой человек обычно имел пророческие сны и часто терял сознание — тогда душа покидала тело и отправлялась в другие миры, где она была посвящена в шаманские тайны духов умерших шаманов.
Типичное поведение для инициируемого шамана заключалось в том, что он испытывал приступы магического экстаза, общался с духами в сновидениях и видениях.
Это описание явно напоминает приступ furor divinus из древних греческих легенд и литературы. Точно так же, как одержимые менады и берсерки, шаманы имели возможность выполнять магические трюки, которые должны были убедить аудиторию, что они имеют сверхъестественную силу. Это обычно включало возможность говорить, не открывая рта, изменение голоса, имитацию голоса птиц и животных, особенно волка или медведя (наиболее распространенных защитных духов), имитация звука грома, ветра, эхо, и т.д. Демонстрация шаманских навыков включала также ливень из камей, снега, льда или кусков дерева. Еще одна интересная практика — это «магическая хирургия», шаман «вырезал» больной орган человека, чтобы вынуть объекты, например червей или камни — материализация источника болезни. Другие шаманские сеансы представляли мастерство шамана с его собственным телом: шаман брал набор ножей и втыкал их один за другим в свое тело — живот и голову. Затем в ритуальном танце под бой барабана, ножи падали и шаман показывал аудитории, что он был не ранен. Аналогичная практика состояла из резки себя саблей или помещения её в горло или нанесение себе ударов в грудь топором. Раны шамана исцелялись сразу же после того, как объект был удален из тела, что было обусловлено защитой духов. Шаман в трансе также был неуязвим перед огнем — он мог проглотить угли, лизать кованое железо или ходить по огню голыми ногами и не травмироваться. Он также переживал суицидальные попытки. Все это было доказательством власти шамана над жизнью и смертью, и это был знак того, что он находился в постоянном контакте с миром духов. В состоянии экстатического транса шаман был также необычайно силен — есть записи сеансов, в которых семидесятилетние (или даже старше) шаманы восторженно танцевали на протяжении нескольких часов, одетые в тяжелые одежды и не чувствовали истощения.
Путешественники, которые исследовали азиатские шаманские традиции (особенно якутских, бурятских и тунгусских племен) описывают шаманский «припадок ярости» как в бредовое состояние, включающее перемену нрава, рвоту и тошноту, сопровождаемую крайней слабостью, коматозное состояние, которое длилось несколько дней, или иногда даже недель. Некоторые исследователи сравнили шаманскую ярость с приступами эпилепсии, шизофренией или истерией из-за характерных припадков умопомешательства, потери сознания, тряски и конвульсий. Эта теория не адекватна, однако, поскольку эпилепсия связана с неконтролируемыми симптомами, в то время как в случае furor divinus или шаманского безумия есть еще определенная степень контроля. Состояние шаманского транса фактически не происходит спонтанно, но является результатом ритуальных действий, аналогично, как и Вакханские Мистерии и ритуалы берсерков. Экстаз вызывался ритуальными танцами и музыкой, интоксикацией или использованием наркотиков и галлюциногенов, наиболее популярными из которых был мухомор красный (amanita muscaria). Его ранние изображения были найдены Теренсом МакКеной в Северной Африке, в районе пустыни Сахара, и их возраст составил 3500 до н.э. Также в древних мистериях и ритуалах посвящения широко использовались несколько других типов галлюциногенных грибов. Многие ученые (Уоссон, Рух и Хоффман) утверждают, что в Элевсинских Мистериях одним из ингредиентов, используемых в создании ритуального напитка кикеон (kykeon) был галлюциногенный гриб. Его воздействие было подобно воздействию ЛСД. В индуистской традиции сома, священная жидкость, была сделана на основе amanita muscaria. Также славянские, кельтские и германские обряды и церемонии предусматривали использование психоактивных веществ для получения видений и состояния экстатического транса. Ян Фрайз в книге «Путь Сейда» («Seidways») отмечает, что во многих случаях экстатические приступы, эпилепсия или «демоническая одержимость», были вызваны отравлением эрготамином. Типичными симптомами этого состояния были судороги, дрожь, конвульсии и галлюцинации, ведущие к делирию. Производится грибком, названным Claviceps Purpurea, который иногда растет на ржи и, будучи запеченным в хлеб, может вызвать массовые отравления. Тем не менее, эпилепсия часто связана с furor divinus. Древние назвали её «священной болезнью» и считали, что страдальцы были избраны богами, и которым они ниспосылали вдохновение. Среди людей, страдающих от эпилептических припадков , древние упоминали Александра Великого и Юлия Цезар. Считалось, что как и furor divinus, эпилепсия была индуцирована излишками черной желчи и была связана с одержимостью. Записи семнадцатого века описывают случай молодой женщины, которая был сожжена как ведьма, только потому, что она страдала от эпилептических припадков. Подобных случаев было много.
Шаманские состояния сознания вызывались не только с помощью психоактивных веществ, но они могли также быть результатом аскетических практик, медитаций, лишения пищи и сна, длинного одиночества или специальной техники барабанного ритма. В трансе шаман могут переживать физические преобразования, такие как полимелия (дополнительные конечности), ликантропия или териантропия (преобразование в животное -близкое сходство с берсерками), полет, прохождение через структуру твердых объектов, таких как скалы, путешествия в другой мир, или подводные исследования. Еще одним элементом шаманского транса была синестезия -слушание цветов или видение звуков и экстремальные галлюцинации.
Есть мнение, что слово «шаман» происходит от санскритского Sram, которое означает «согреть себя», «сжечь» или «заниматься аскезой». На тунгусском языке Саман означает «вознесенный» «могущественный», или «возбужденный», что намекает на шаманские «сотрясения» во время ритуала или церемонии. Некоторые ученые прослеживают слово «шаман» в языке пали — samana (среднеиндоарийский язык), термин, связанный с теплом и знанием. Другие утверждают, что оно происходит от saman — южное слово означающее «аскетизм» или «нагревание», «контроль огня». Все эти термины именовали шаманские функции как вдохновленное индивидуальное исполнение церемонии исцеления. Намек на тепло может иметь то же значение, что и ссылка на избыток черной жидкости, которая горит в меланхолической сухости, вызывая экстремальное тепло и восторженные состояния. Аналогично, как и в случае вдохновленного меланхоличного состояния, шаманский транс позволял установить контакт со сверхъестественными силами, и путешествовать в верхний, нижний и средний миры для того, чтобы найти вдохновение или выполнить социальную функцию.
Шаманы путешествовали в другие миры, когда они хотели связаться с духами, найти потерянную душу человека из их сообщества, источник заболевания, неудачи или несчастных случаев. Задачей шамана был поиск беспокойного духа и восстановление порядка и здоровья человека. Аналогичная функция существует в традиции вуду, где жрец, под названием «Хунган» действует как посредник между человеком и «Лоа» (божества, хотя часто считается «принципами» или «законами»). Что существенно, обряды одержимости вуду, как шаманские мистерии, включают характерные элементы состояния furor divinus. Духи вызываются на землю в ритуальном ритме барабана, песни, жертвоприношения и надлежащими символами, нарисованными на земле. Лоа выбирают танцора (или нескольких) и овладевают ими. Это состояние начинается с таких характерных симптомов, как головокружение, покачивание, спотыкание и интенсивной зевоты. После этого человек теряет сознание и Лоа проникает в организм. Через одержимого человека божества проявляются в мире людей. Они слушают вопросы верующих, принимают пожертвования и предоставляют пользу, которую у них просят. Одержимый человек ничего не помнит после транса. Однако есть некоторые различия между идеей божественной ярости и одержимости вуду. Одержимость в обрядах вуду не столь интенсивна и экстремальна как в случае шаманских почти фатальных переживаний или Вакхических припадков божественного безумия. Опасность здесь является менее экстремальной.
Подобный мотив ритуальных трансов одержимости встречается в скандинавской области, в норвежской магической традиции. Здесь техника ритуального экстатического транса называется искусством Сейд. Типичными аспектами такого рода магии были бред, забывчивость, иллюзия, внезапное психическое «затмение». Таким образом это стало сравниваться с трансом «малой смерти», в котором практикующий демонстрировал большую магическую силу, такую, как способность прогнозировать будущее. Сейд — это термин, связанный с колдовством, и это было дело женщин. Практиков мужчин было очень мало. Это включало такие практики, как духовные путешествия, магическое исцеление, пророчества будущих событий, передача посланий богов через человека медиума, управление погодой, изменение формы и также виды разрушительной магии. Был «белый Сеид», связанный со знаниями об урожае, будущем или природе и «черный Сеид», связанный с обрядами смерти и проклятия. Практикующий Сеид назывался сейдкона (seidkona) (женщина Сеида) или сейдмадр (seidmadr) (мужчина Сеида), термины, которые предполагают «черного мага». Другими словами, используемыми для описания кого-то, практикующего Сеид, были: «вельва» (пророчица, сибилла), «fjolkunnigr-kona» (полная хитрая жена, знающая женщина) и «hamhleypa» (хаминья — формирователь, изменяющая форму). Термин «Сеид», как полагают, происходят от двух корней, либо от слова «кипение», связанным с ритуалами кипячения морской воды, чтобы сделать соль, или происходит от корня слова, означающего «место» или «сидение», и обозначает высокую платформу, на которой практикующий Сеид поднимался для церемонии. Другое значение связывает слово «Сеид» с «внутренним теплом». Эти ссылки на тепло, огонь и кипение напоминают шаманское тепло, индуистскую концепцию Кундалини, или древний черный темперамент и меланхоличный жар. В случае Сеида практикующий был также особым способом «одержимым». Основной практикой было пробуждение экстатического транса, в котором душа освобождалась от тела. Процедура была аналогична шаманским или вудуистским методам: ритм барабанов и пение магических песен под названием гальдр (galdr). Иногда практики уходили в пустынные места и медитировали в одиночестве, пока не погружались в глубокий транс. Часто начало и конец транса возвещались сильнейшей зевотой, которая означала, что душа (хаминья) оставляет тело через рот и возвращается таким же образом.
Во время транса сейдкона позволяла своей душе покинуть физическое тело и перемещаться через пространство обычно в подобии животного. Этого состояния можно было достичь несколькими методами. Чаще всего упоминают наркотики, сновидение и сенсорную депривацию, пост, пение galdrar (заклинаний в виде песен), или даже физические пытки. В трансе можно предсказать будущее и совершать множество магических чудес, включая изменение формы или проецирование духа в животное, обычно морское -например, в моржа, кита или тюленя или наземных животных, связанных с богиней Фреей, например, в кота, кабана и сокола. В целом концепция искусства Сеида был связана с Фреей и Ванами. Это Фрейя научила Одина этому виду магии. Как сказано в «Саге об Инглингах»: «У Одина был навык, который дает великую силу, и он практиковал его сам. Он назывался Сейд и с его помощью он мог знать судьбы людей и предсказывать события, которые еще не произошли, и им он мог также причинить бедствия людям или заставить потерять душу или ослабить здоровье, или также отнять ум и силу у некоторых людей и отдать их другим. Но это волшебство считалось настолько немужественным, что для мужчины считается постыдным исповедовать его, и поэтому ему обучались женщины» (Диана Паксон: «Возвращение вельвы: восстановленные практики Сейда»).
Сеид, однако, был очень мощной техникой. Превращение в животное было связано не только с шаманскими мистериями, но и с колдовством. Его часто называли гандрейд (gandreid) или «gand-reid» . Термин «ганд» означает «пение» «заклинание», «чары», и «gand-reid» было связано с путешествием ведьм верхом на метле или путешествием души в виде животного. Это также могло включать, путешествие в сновидении или ведьмины путешествия, в которых люди часто посещались духами, известными как «мары» («maras»), появляясь как ведьмы, тени или хищные животные. Считалось, что самые мощные мужчины и женщины Сейда могут даже отослать часть своей души, чтобы она, приняв форму могучего зверя, отправилась в сражение, а их физические тела лежали, как если бы они были мертвые (Эдред Торссон: «Северная магии: тайны рун и шаманизм»).
Религиозная мания
«Среди нашего народа появился безумный танец. В каждом городе сейчас есть те, кто впадает в транс. Это заставляет танцевать день и ночь, они едва могут остановиться, чтобы перевести дыхание, пока некоторые не падают в пути, и некоторые не встречают свою смерть» (Рифма из Страсбургской Хроники Клейнкавел 1625 год).
Между четырнадцатым и восемнадцатым веками были замечены несколько массовых вспышек мании в континентальной Европе. Так называемая «мания танца» вовлекала группы людей, часто даже тысячи за один раз, которые неудержимо и причудливо танцевали, и казалось, что они обладали неизвестными внешними силами. Мужчины, женщины и дети танцевали по улицам городов и городов, с пеной у рта до тех пор, пока не падали от усталости. Одна из первых таких вспышек произошла в городе Аахен, Германия, в 1374 году. Граждане города дико танцевали по всем улицам, кричали о видениях и галлюцинациях, падали на землю и корчились, так как они слишком устали, чтобы стоять. Мания танца быстро распространилась по всей Европе и в целом была связана с религиозными убеждениями и одержимостью демонами. Считалось, что мания была вызвана дьяволом, и были исполнены многие религиозные обряды в попытке изгнать демонов. Люди часто молились Святому Виту за помощь, и вскоре он стал покровителем танцоров. Аналогичный инцидент произошел в Страсбурге, Франция, в XVI веке и был назван Танцующей Чумой в 1518 году. Люди танцевали без отдыха в течение примерно одного месяца, после чего большинство из них умерло от сердечного приступа, инсульта или истощения.
Многие записи об этом явлении находятся в «Эпидемиях средневековья», написанном автором девятнадцатого века Юстусом Хеккером. В одном из отрывков, он пишет: «судороги приводили человеческий скелет в бешенство… Целые общины людей, взявшись за руки, танцевали, скакали, кричали и тряслись на протяжении часов… Музыка, как представляется, являлась единственным средством борьбы с этой странной эпидемией … живые, пронзительные мелодии, которые наигрываемые на трубах и флейтах, возбуждали танцоров; мягкая спокойная гармоничная музыка приводила к быстрому завершению танца». Это было общим убеждением, что музыка может исцелить меланхолию и обеспечить больному или безумному человеку облегчение. Она охлаждает тепло черный жидкости, и восстанавливает баланс организма, как тела и духа.
Мания пляски напоминает такие средневековые массовые вспышки истерии движений как флагеллантизм. Танцевальный раж также наблюдался в средние века во время черной смерти. Он назывался Танцем Святого Иоанна и включал восторженные состояния с неконтролируемыми движениями тела. В глазах церкви те, кто страдал от Танца Святого Иоанна были одержимы дьяволом. Современная психиатрия объясняет такой феномен массовым психогенным заболеванием, проявляющимся в массовой истерии, которой часто предшествуют экстремальные уровни психологического стресса, который мог появиться в результате продолжительного голода, эпидемий и болезней или общего пессимизма.
Феномен массового психогенного заболевания также включает в себя так называемый тарантизм, состояние, распространенное в Южной Италии в шестнадцатом и семнадцатом веках. Тарантизм якобы вызывался ядовитым укусом, как правило популярным объяснением был укус паука Тарантула. Он характеризовался повышенной возбудимостью и беспокойством. Предполагалось, что жертвы должны были бешено танцевать, что предотвращало смерть и удаляло яд из организма через пот. Эта точка зрения также отмечалась Робертом Бертоном в «Анатомии меланхолии», где он отмечает, что укус Тарантула приводит к меланхолии и что музыка является «основным средством против отчаяния и тоски и изгоняет самого дьявола».
Современные оккультные системы часто ссылаются на древние источники и утверждают, что их основа происходит из самых древних магических традиций.
Астральный сад и интоксикация
Тем не менее, они редко используют традиционные концепции и скорее переводят их в современный контекст. Несмотря на то, что термин furor divinus, или «вдохновленное безумие», кажется, исчез из современного магического словаря, сама идея отнюдь не отсутствует в современной оккультной философии. Чтобы объяснить настоящее представление этой древней теории, я буду ссылаться на модель вселенной, которая наиболее часто использовалась в оккультных системах Запада: космическое Древо Каббалы.
Первая триада, расположенная над физическим миром материи (Малкут / Лилит) на каббалистическом Древе Жизни/Смерти состоит из образа (Йесод / Гамалиил), мысли (Ход/Самаель) и чувства (Нецах / А’араб Зарак). Эти три уровня составляют астральный план — это первый тонкий мир, в который адепт вступает на пути духовного самообожествления. С первых же шагов мы сталкиваемся с бесконечным множеством мыслей, концепций и изображений, которые существуют здесь, во всех возможных формах, за пределами времени или пространства. И с этих первых шагов, они начинают погружаться в наш внутренний ум, дурманить его как «яд, как ядовитые пары меланхоличного темперамента» и медленно растворять все основание, на котором строится наше восприятие реальности. Это неизбежно приведет к точке, когда яд уничтожит последний кадр разума, и в крайнем беспорядке мы должны будем узнать, что безумие — это врата к мудрости.
На Пути Левой Руки этот процесс инициируется на уровне Гамалиил, где адепт приглашается на дикий и разнузданный астральный шабаш. Гамалиил является второй клипой на каббалистическом Древе Ночи — темном эквиваленте Древа Жизни. Это первый астральный уровень в сфере Йецира. Гамалиил темный аналог сфиры Йесод, и хотя Йесод в Каббале означает «Основание», сфира Гамалиил называется «Непристойный Зад» что предполагает загрязнение и извращение, особенно сексуального характера. Действительно этот клипотический уровень считается царством запретных сексуальных фантазий и снов. Все скрытые и подавленные инстинкты и желания здесь передаются в свет сознания, подобно тому, как это происходило, например, в древних Дионисийских Мистериях: через разнузданные обряды и вдохновленное безумие. Правитель этой клипы — Лилит, шлюха ада, демоническая персонификация первобытных инстинктов, темная Анима человеческой психики. Сущности, с которыми здесь встречаются — это её демонические дети -суккубы и демоны, которые соблазняют адепта и направляют его через астральные пути темных инстинктов, где Луна истекает кровью — таинственной эссенцией женской темноты, vinum sabbati ночных фантазий.
Астральная плоскость — это та сфера, где все сны, фантазии, концепции и галлюцинации становятся реальностью. Все низшая магия работают через астральный уровень — любовные заклинания, проклятия, и другие виды практики, направленные на изменения в материальном мире. От этого уровня образуются плоскости объективного материала. Это также граница между жизнью и смертью. На уровне Гамалиил — первой астральной сфиры, мы сталкиваемся с бессознательным — и это, как правило, инстинкты, вытекающие из сексуального влечения — похоть и эротические табу, которым нужно противостоять и сломать для того, чтобы осознать и выпустить энергетический потенциал, содержащихся в них. Это сфера где пробуждается подавленное либидо — сдерживаемое культурой и религиями; Царство извращения, воплощенное Лилит и ее демоническими детьми. Также магия Гамалиила имеет астральный характер и включает в себя осознанные сновидения, астральные путешествия и исследование астрального плана через фантазии, галлюцинаторные состояния и другие измененные состояния ума, или другими словами: через вдохновленное исступление, furor divinus. Здесь на темной стороне Луны, духи в первый раз приходят и овладевают разумом адепта через мистический эротический союз, hieros gamos. Через этот союз, они обучают его, как перенестись в астральную форму, в которой он будет путешествовать между измерениями, они будут направлять его душу через бесконечные астральные миры, и они помогут ему раскрыть и развить свой духовный потенциал, инициируя его в темные тайны астрального сада чудес.
Но после пробуждения внутреннего разума в иррациональном опыте, адепт должен путешествовать дальше, в Сад Безумия, который является королевством Самаэля — второй астральный уровень.
Чаша Самаэля содержит «Яд Бога», который разрушает старые модели мышления, убеждений, морали и стирает границы мирской реальности. Утопающий в черноте алхимического Нигредо, адепт видит мир как растворение и начинает сомневаться в отношении всего вокруг. Сомнение и неверие работают как кислота, которая разъедает ценности и догмы, которые мы впитали с момента рождения. Хотя Лилит это клипа врат на Другую Сторону, где адепт начинает путешествие в мир прекрасной тьмы, и Гамалиил — это чаша наполненная духовным ядом, Самаэль — является фактическим уровнем, где этот яд выпивают до дна. Это служит мечом, которым адепт отсекает все бесполезные части существования и обеспечивает баланс безумию, которое неизбежно появляется, когда яд начинает свое влияние на сознание.
Яд Самаэля течет через духовные центры и опьяняет внутренний ум. В древней теории мистическая черная желчь приводит человека к временной потере рассудка, и он ведет себя, как если бы обладал сверхъестественной силой, когда ядовитые пары поднимаются в мозг. Древняя медицина объясняла эту форму безумия как дисбаланс энергий настроений/жизни, который вызывал поочередно состояния крайней депрессии, уход от внешнего мира и крайнюю агрессию, насилие и бесконтрольное поведение. Черные пары инициировали процесс алхимического Нигредо, «темной ночи души», когда пессимизм, недоверие и отчаяние пожирают здравомыслие и оставляют пострадавшего в состоянии духовного сомнения и одиночества. Это случается также когда выпиваешь яд из чаши Самаэля.
В этот момент адепт может ухватить проблеск свободы и силы, которая может быть достигнута в полном объеме, когда мы подходим к солнечной сфире Тагирион/Тиферет, в центре каббалистического Древа — это предвкусие нашего внутреннего потенциала. Когда мир распался, высвобождается большое количество энергии, но эта сила впадает в туннели клипот. Адепт входит в темный период алхимического Нигредо, который является депрессией, тревогой, или меланхолией, духовной чернотой. Каждая мысль подвергается сомнению и отталкивается в черную пустоту, где отзывается эхом, как божественный смех. И наконец, адепт подвергает сомнению само сомнение и таким образом он учиться тому, как превратить умопомешательство в мудрость. Клипот — это не только оболочки сомнения, но и утробы, где адепт выращивает семена воли и позволяет им расти, так чтобы они стали реальностью. Это уровень Самаэля, где мы на самом деле учимся понимать истинную суть магии и начинаем замечать плоды нашей воли в мирской реальности.
Самаель — это принц демонов, тот, кто соблазняет людей знанием. Это в клипе Самаэля на Древе Ночи происходит инициация на истинный Путь Левой Руки. Светлой стороной этого уровня является сфира Ход, которая представляет интеллект. Как его темный аналог, Самаэль является темным интеллектом, искрой гения, которая выходит за рамки обычных границ разума. Это знание иррационального и мудрости, которая встречается в пучине безумия. Самаэль -это клипа обманщик — фольклорный и мифологический персонаж, который постоянно не подчиняется, оспаривает и меняет обычные правила и нормы поведения. Возвращая мировой порядок, обманщик обеспечивает равновесие и гармонию во Вселенной. Смех и изменение ценностей открывает ум и освобождает адепта от границ причин, препятствующих духовному прогрессу. Этические ценности уничтожаются и заменяются эстетическими. Яд растворяет рамки морали и нравственности и освобождает потенциал художественного творения адепта — этот процесс представлен демоном-павлином Адрамелехом, чьи магические силы соответствуют индивидуальности, красоте и всеведению.
Умопомешательство иногда рассматривается как тень мудрости. Чем больше мы стремимся к мудрости, тем больше мы узнаем о нашем личном безумии. Чтобы выжить, мы заключаем сознательный пакт с ним и добиваемся сбалансированности и интегрируем его в наше сознание. Полное переживание этого безумия помещает мага на перекресток разума и отрицания. Эта ситуация вынуждает адепта произвести переоценку старой жизни и ценностей. В этот момент мы могли бы понять, что вещи, которые были ранее важны для нас, потеряли свое значение: социальные взаимодействия, карьера, развлечения и т.д. И здесь мы можем чувствовать себя смущенными и проигравшими в лабиринте наших мыслей и сомнений. Тем не менее, с этого момента образуются яркие вспышки самосознания, и адепт находит силу и радость в обучении тому, как реагировать на новые ситуации и как использовать новую энергию, которая была высвобождена, когда старые структуры были закрыты.
Яд Самаэля инициирует смерть мирской личности адепта. Это важный ритуал, в котором практикующий заключает договор с темными силами и узнает, как превратить один принцип в другой: безумие в мудрость и смерть в жизнь. Здесь отравлены все иллюзии, и все концепции, создающие платформу, на которой построен мир, разрушаются, пока не остается ничего. Затем в черной пустоте адепт слышит Божественной смех Короля Павлина, и он узнает, как строить новую духовную структуру, в которой он будет единственным богом.
Последней сферой астрального мира является A’aраб Зарак — темный аналог Нецах. В то время как эмблемой Нецах является голубь, который выступает за чистоту и мира, сфиру A’aраб Зарак символизирует ворон и он называется «Ворон Рассеивания». В символическом смысле ворон представляет войну, штормы, насилие, страсти и безудержные эмоции. Он соответствует душе адепта, когда он наконец расправляет свои астральные крылья и летит в экстазе между мирами жизни и смерти. После прохождения через духовную смерть души, Нигредо, адепт освобождается от страха и наполняется радостью жизни. Это сфера эмоций и силы, которая вытекает из них. Это является мощной силой создания, которая часто проявляется в виде вспышек творческого самовыражения. Это может превратиться во вспышку поэтического, художественного, или музыкального веселая, через которое направляется сила человека, как и во многих других формах творческого самовыражения.
Адепт должен отдать себя в холодные объятия Смерти и быть разорванным на алтаре Сатурна, так чтобы черные пары меланхолия могли превратиться в духовный экстаз и поднять его душу к высшим измерениям. Ворон летит через черное море кошмаров, которое представлено Парокет, Вуалью, отделяющей астральный план от психического. Эта «смерть через инициацию» начинается на уровне A’aраб Зарак и заканчивается черным освещением на уровне Тагирион — Черного Солнца вселенной.
Асенат Мэйсон
