Об одной ритуальной традиции фотографии умерших в красном углу

Об одной ритуальной традиции фотографии умерших в красном углу

Летом 2008 года участники этнологической экспедиции Российско-французского центра исторической антропологии им. Марка Блока проходили летнюю практику в с. Оштинский погост Вытегорского р-на Вологодской области. В Оште проживает смешанное население: русские и вепсы; при этом все вепсы знают русский язык.

В Оштинском погосте участники экспедиции впервые наблюдали своеобразную практику: некоторые местные жительницы помещают в красный угол фотографии своих покойных родственников и периодически обращаются к этим фотографиям с просьбами о помощи. Об этой практике нам рассказывали две женщины: К.М. Малафеева (1925 г. рожд.) и Е.Т. Фотина (1938 г. рожд.). В доме К.М. Малафеевой фотография ее покойного мужа висит под образами, а у Е.Т. Фотиной — помещена слева от божницы с иконами (см. фотографии № 1, 2). К.М. Малафеева, потерявшая супруга 16 лет назад, по утрам и вечерам вначале молится в передний угол на иконы, а затем обращается с просьбами к своему покойному супругу. Е.Т. Фотина молится в красный угол, обращаясь при этом не только к Богу, но и к родителям и своему покойному мужу. Фотография последнего, представляющая собой снимок с фотокерамики, занимает место в красном углу. В доме О.А. Афониной (1936 г. рожд.) в самом центре красного угла висит Богородичная икона (фотография № 3) , справа – календарь с репродукцией иконы Казанской Божьей Матери, слева – фотографии покойных сына и внучки в массивной деревянной раме. Женщина рассказала, что часто просит о помощи своих родителей и покойного сына. Однако она не уточнила, обращается она при этом к фотографиям или нет.

В данной работе мы попытаемся объяснить, как и на какой традиционной основе возникла данная практика. Для этого мы вначале проанализируем зафиксированные в Оште тексты просьб, обращенных к умершим. Затем перейдем к вопросу о функциях красного угла в северорусском доме. И, наконец, остановимся на роли фотографии в традиционной культуре Русского Севера.

Ритуальные обращения к умершим

Оштинские старожилы часто просят помощи у родителей, мужей и детей, отошедших в мир иной: «Ну другой раз бывает, что скажешь: “Боженька, помоги!”. Другой раз у мамы попросишь, что “мамушка, помоги!”. Или мужа попрошу, что… сына попрошу, что “помогите мне”» [ЭА-2008, с. Ошта, О.А. Афонина, 1938 г. р., русская, зап. Т.С. Ильина, Е.В. Публичук]. У покойных обычно просят здоровья себе и домочадцам, помощи в житейских делах: «Каждое утро крещусь. […] Утром вы\стану, и молю\ся. […] дак родителей попрошу, да Бoженьку попрошу, чтоб помогли жить, дали здоровья всем детям моим, себе…» [ЭА-2008, с. Ошта, Е.Т. Фотина, 1938 г. р., вепка, зап. Т.С. Ильина]. Евгения Тимофеевна Фотина считает, что ее покойный муж продолжает ей помогать. Она часто видит его во сне, а значит, по ее мнению, он ее не забывает: «Он, наверное, помогает мне. По-моему, дак помогает. Вижу часто во сне его. И все вроде нормально, вот болят ноги да руки, а ходить хожу. Внуки учатся, дак прошу, чтоб помог учиться им да» [ЭА-2008, с. Ошта, Е.Т. Фотина, 1938 г. р., вепка, зап. Т.С. Ильина].

Женщины преклонных лет, которым трудно выполнять работу по хозяйству, просят, чтобы покойные дали сил с ней справиться. Так, К.М. Малафеева обращается к покойному супругу: «“Дедушка, помоги мне хоть как хошь дак, этого, малeнько дожить. Ты не дожuл, дак хоть мне дай малeнько дожuть”». Женщина считает, что супруг помогает ей, она объясняет собирателям: «Ну дак видишь, видимо, помогает. Вот 17-й год дак без деда живу дак. Всё ведь одна. Справляюсь, помогает. Видишь, и картошечка опять посажена. Вроде как будто не хуже людей тоже растёт. Всё время это уж, всё время прошу, прошу». [ЭА-2008, с. Ошта. К.М. Малафеева, 1925 г. р., вепка, зап. А.Л. Топорков, М.Д. Алексеевский].

Клавдия Михайловна рассказала, что ее муж не дожил свой век, рано умер, и она теперь будет «доживать» его век. Она говорит, обращаясь к его фотографии: «Теперь уже буду твой век доживать» [ЭА-2008, с. Ошта. К.М. Малафеева, 1925 г. р., вепка, зап. А.Л. Топорков, М.Д. Алексеевский]. В этом высказывании слово «век» понимается и как срок жизни, отмеренный человеку, и как жизненная сила. Это значение восходит к архаической семантике слова «век» и является общим для восточных и южных славян [Седакова 2004, с. 40]. Такое употребление лексемы век известно на Русском Севере [Логинов 1993, с. 109]. К.М. Малафеева просит мужа: «…всегда прошу деда, что “помоги, дедушка, ведь как хошь дак помоги. Ты не мог дожить, но дак хоть мне да помоги маленько дожить. Капельку за тебя. За тебя да и…”» [ЭА-2008, с. Ошта. К.М. Малафеева, 1925 г. р., вепка, зап. А.Л. Топорков, М.Д. Алексеевский]. Вероятно, К.М. Малафеева полагает, что, поскольку ее супруг умер до срока, и его жизненная сила осталась неистраченной, он может передать ее своей жене.

К.М. Малафеева просит у мужа долгой жизни и обещает принести ему много новостей. Женщина говорит: «И все вы\стану дак, и когда или спать лягу дак, все твержу: “больше новостей принесу. Дай пожить еще маленько дак”» [ЭА-2008, с. Ошта. К.М. Малафеева, 1925 г. р., вепка, зап. А.Л. Топорков, М.Д. Алексеевский]. Обещание принести покойному мужу новости довольно интересно. На Русском Севере существует представление о том, что после смерти с покойником можно и нужно общаться. Согласно данным, фиксировавшимся в бывшей Олонецкой губернии еще в конце 60–начале 70-х гг. XIX в. [Барсов 1997, т. 1, с. 61-63, 155-157], женщины на могиле, обращаясь к покойному, причитали о тяжелой жизни домашних после его смерти. В 90-е гг. XX в. в Архангельской обл. был зафиксирован текст, в котором причитальщица сообщала покойному последние новости из жизни своей семьи [Алексеевский 2007, с. 234]. Известны также сербские и греческие причитания с этим мотивом [Алексеевский 2007, с. 233]. Существует обычай навещать могилы умерших в поминальные дни, разговаривать с ними, сообщать им о событиях из жизни семьи, соседей [Алексеевский 2007, с. 233]. Наша собеседница В.Н. Климова, пока ей позволяло здоровье, ходила на кладбище и разговаривала с покойным сыном: «Я приду на кладбище, сделаю крестик на земельке, вот эдак. Ну. Да поклонюсь… […] А сын 10 годов уже yмерши. […] Вот так посижу, говорю, говорю, что за неделю дома сделано, что откуда какая весть» [ЭА-2008, с. Ошта, В.Н. Климова, 1932 г. р., вепка, зап. Т.С. Ильина, А.С. Ясинский].

Мотив передачи новостей только что умершим человеком тому, кто уже давно обитает в ином мире, встречается в похоронных причитаниях русских и вепсов. Та же В.Н. Климова когда-то была искусной причитальщицей. Она причитала и по-русски, и по-вепски, но в последние годы, по ее признанию, «приплакивать» ей мешает плохое самочувствие. Во время похорон своего мужа она просила его, если он встретит на том свете «родuмых родuтелей мaмушек» передать им «низкий-низкий обоим привет, поклон». Вера Николаевна особенно просила: «А моей родительнице мамушке передай: пусть она прoстит меня за всё, глупую» [ЭА-2008, с. Ошта, В.Н. Климова, 1932 г. р., вепка, зап. Т.С. Ильина, А.С. Ясинский]. Женщина рассказала, что перед смертью ее матери она продала их дом против ее воли, и поэтому чувствовала свою вину перед покойницей. Мотив передачи приветов и сообщений на тот свет через покойного имеется в записях Е.В. Барсова из Олонецкой губернии (кон. 60-70-е гг. XIX в.) [Барсов 1997, т. 1, с. 33-35]. В карельских причитаниях тоже встречаются просьбы к покойному о передаче приветов и новостей. Умерший должен «похваливать житье на этом свете, чтобы дорогие родичи на том свете не закручинились» (д. Салменица Пряжинского р-на) [Конкка 1992, с. 51].

Таким образом, представления о том, что покойник ждет новостей с этого света, присутствуют и в похоронно-поминальной обрядности, и в фольклоре. Вероятно, именно обрядность и фольклорный мотив, осмысленные как некая норма поведения по отношению к покойным, и способствовали проникновению мотива «новостей» в повседневные просьбы-обращения к умершему.

Для носителей традиционной культуры чрезвычайно важны понятия «легкой» и «тяжелой» смерти. В рассказах о покойных деревенские жители часто акцентируют внимание на том, как умер человек: тяжело или легко. Особенно часто рассказывают о трудной смерти колдунов, которых мучают черти. Эти рассказы внушают страх, и нередко можно услышать, что какая-то женщина отказалась взять магическое знание, потому что побоялась предсмертных мучений. В то же время просьбы о легкой смерти органичны для человека, который, естественно, боится агонии. В повседневной жизни с такими просьбами обращаются к божественным силам.

К.М. Малафеева просит легкой смерти, обращаясь к своему покойному супругу. Она молит об этом мужа потому, что он сам легко умер. Женщина говорит: «Утром вы\стану, дак всегда как пойду, поклонuться пойду Господи, Богу тут, так и ему что “помоги, помоги, Васенька, хоть как хошь дак помоги как-нибудь, чтоб умереть так, чтоб было бы лёгкая смeртюшка, да как ты…”» [ЭА-2008, с. Ошта. К.М. Малафеева, 1925 г. р., вепка, зап. А.Л. Топорков, М.Д. Алексеевский]. Просьбы К.М. Малафеевой о легкой смерти имеют личностно-бытовой характер. Женщина обращается к супругу ласково, называет по-домашнему «Васенькой», ее просьба прямолинейна и проста, словно она просит не о смерти, а о помощи по хозяйству. По логике Клавдии Михайловны, хорошие отношения супругов при жизни продолжаются и после смерти. Как супруги делили все беды и радости на этом свете, так должно быть и на том свете, и муж может помочь своей половине так же преодолеть порог между жизнью и смертью, как он когда-то преодолел его сам.

В Оште нам рассказывали, что в ситуации трудных родов женщина должна попросить помощи у святых великомучениц Варвары и Анастасии, а также у умерших родных: «Теперь рожаем в родильном доме дак, я обоих ро… у меня один рoженый, другому кесарево сделано дак, […] так ведь уж туго станет дак, помощь просишь у этих, ну, у покойников. Да, есть слова, ну. Я вoто кошкам даже [В.Н. Климова читает молитву над своими кошками, когда им приходит время рожать – Т.И.], привыкли с первого раза две кошки есть да, котя\титься ак, воды в рот возьму да, брызну ды, эти привыкши, дак одна, да и другая. Заболит, дак ко мне подойдут-то, я воды в рот наберу да, плёсканy да, “Великомученица Настасья, да великомученица Варвара, помогите рабам божьим кoшенькам (по имени скажу) окотя\титься благополучно ды”. Ну, дак услышишь дак, уже визжат котятки. Да, так ведь и в роддом пойдёшь да просишь что “помогите”. Но тут, видишь, есть отдельно великомученица на это, и для кошек, и для женщин великомученица Настасья и великомученица Варвара. У этих надо просить уж. Ну а там у родителей ведь, yмерши дак, проси хоть что, ну, лёгких родoв да» [ЭА-2008, с. Ошта, В.Н. Климова, 1932 г. р., вепка, зап. Т.С. Ильина, А.С. Ясинский]. Молитва св. Варваре как покровительнице рожениц популярна на Русском Севере [Листова 2004, с. 585]. Обращаясь в то же время к покойным родственникам, женщина стремится заручиться помощью близких людей, которые, по ее представлениям, находясь на том свете, продолжают заботиться о ней, благополучии семьи и новорожденного.

К покойным обращаются также, когда готовят еду в печке: «А вoна верно, это, штоб хорошо пеклось, [говорят] “помогите, родители” [смеется], шоб што-нибудь такое…». [ЭА-2008, с. Ошта. М.А. Савенкoва, 1928 г. р., вепка, зап. И.А. Горбушина]. М.А. Савенкова не уточняет, имеет ли она в виду только своих покойных родителей или всех предков в целом. Печь – это место важное в бытовом и ритуальном отношениях. Она согревает дом, в ней готовят пищу. Печь активно используется в семейных обрядах, а печная труба воспринимается как выход из дома, предназначенный для контакта с иным миром [Топорков 2002; Клушина 2007, с. 130]. У славян процесс приготовления пищи и, в особенности, хлеба в печке связан с представлениями о душах умерших. Так, на Украине считалось, что пар от хлеба, выпеченного на годовые поминки, принадлежит душам покойных [Седакова 2004, с. 196]. В приведенной выше записи женщина, занятая приготовлением еды, обращается за помощью к предкам, которые осмысляются как покровители дома, очага, рода. В этом смысле справедливо замечание А.Л. Топоркова о том, что женская жизнь проходит вблизи печки и как бы под покровительством предков [Топорков 2002, с. 336]. Можно предположить, что связь выпечки хлеба и приготовления пищи в печке с душами покойных – это архаическая черта традиционной культуры славян.

В фольклоре Русского Севера неоднократно фиксировались ритуальные обращения к покойным за помощью, советом. К.К. Логинов, описывая обряды и поверья русских Заонежья XIX – начала XX в., упоминает об обычае в затруднительной ситуации просить помощи у покойных родственников на могиле. Родственники могли помочь «отсудить квартиру, дом или наказать обидчика из начальников и т.д.» [Логинов 1993, с. 207]. В Поморье в день отъезда на морской промысел было принято на могиле просить у покойных помощи в пути [Щепанская 2003, с. 82]. В Белозерском р-не Вологодской обл. в 1932 г. была записана просьба о помощи в косьбе, обращенная к покойным родителям [Адоньева, Овчинникова 1993, с. 25, № 44]. В последние годы разнообразные просьбы-обращения к покойным фиксировались нами в Пудожском р-не Карелии (д. Каршево, 2005 г.), в Вытегорском р-не Вологодской обл. (д. Андома, 2006 г., д. Девятины, 2007 г.). Ритуальные обращения к покойным родственникам за помощью известны не только у русских и обрусевших вепсов, но и у карел [Сурхаско 1985, с. 148-149]. В целом представления о «дедах», предках-покровителях рода известны по записям XIX-XX вв. у восточных и южных славян: русских, белорусов, украинцев, болгар, сербов [Седакова 2004]. Это верования отражают характерные для разных народов архаические представления о связи живых с миром умерших.

Что касается более ранних фиксаций, то в качестве примера можно привести текст из так называемого Олонецкого сборника 2-й четверти XVII в. Совершая «обряд против недруга», человек должен произнести заговор, адресуясь к покойнику, умершему без покаяния: «Во(т) тебе от меня, имярек, гостинець, белая лебед(ь), а стан(ь) ко мне ты в пособ(ь) со отцем и с матер(ь)ю, с родом и с племенем, и со всеми родители, имярек, повалит(ь) имя т(о)» [Срезневский 1913, с. 483, № 5]. Данное свидетельство позволяет утверждать, что традиция обращений к покойному существовала на Севере по меньшей мере с XVII в.

Фотографии в красном углу

Красный угол – это место, где находятся иконы и происходит общение с Богом, Богородицей, святыми. В избах Ошты нам встречались и деревянные резные иконы, и совсем новые, купленные в последние годы. Нередко в большом углу можно увидеть также вырезки из газет, журналов или календари с изображениями Спасителя, Богородицы или святых. Здесь держат открытки, картины, искусственные крашеные пасхальные яйца. Иногда из этих предметов составляют декоративные композиции.

Этнографы с XIX в. отмечали, что в избах к столбикам божницы могли быть прислонены венчальные свечи, привешены принесенные из монастырей крестики, иконки [Цеханская 1998, с. 143]. Иногда там находилась лампада. Под божницей устраивали шкафчики, где хранили восковые свечки, книги духовного содержания, бутылки со святой водой. (Вологодская губ. Вельский уезд) [Русские крестьяне 2007, т. 5, ч. 1, с. 85]. Крестьяне прятали за иконами предметы, используемые в магических ритуалах, как, например, пастушеские заговоры [Харитонов 1847, с. 151]. В современной деревне на божницах хранится практически то же самое, что и в XIX в.: церковные свечи, старинные книги, хлебцы, предназначенные для первого выгона скота, ветки ивы, принесенные в дом на Вербное воскресенье, списки заговоров, молитв, пастушеских «отпусков» [Мороз 1998, с. 120]. Благодаря важной роли красного угла, там нередко можно увидеть значимые бытовые предметы, которые всегда должны быть на виду. Это часы, календари с отметками о важных датах и т.п. Здесь же можно увидеть вещи, которые особенно дороги хозяевам, например, детские игрушки, принадлежащие отсутствующим внукам. Впрочем, в красном углу в настоящее время подчас помещают и такие предметы, как зеркало и телевизор, что, конечно, немыслимо было представить себе еще несколько десятилетий назад.

Интересно, что фотографии, развешенные по стенам в сельских домах, также тяготеют к большому углу. Во многих оштинских домах можно увидеть на стенах старые фотоснимки в массивных деревянных рамах. Наряду с календарями и портретами С.А. Есенина, они составляют основное украшение стен. В деревне фотографии часто оформляют как коллажи: в большой раме может быть расположено от 2-3 до 10 и более снимков, изображающих всех членов семьи (живых и покойных) в разные годы. В последнее время все больше появляется фотокарточек в современных рамочках, какие продаются в городах. Порой можно увидеть целые композиции из фотографий детей, внуков, правнуков хозяев дома.

Помимо декоративной, фотографии несут и коммуникативную функцию. В домах нередко можно увидеть фотопортреты отсутствующих родственников. Пожилые люди могут разговаривать с фотокарточками, представляя при этом, что они общаются с теми людьми, которые на них изображены. Аналогичным образом на кладбище можно наблюдать, как посетители разговаривают с умершими, обращаясь к их фотографиям на могильных памятниках. В этой связи интересно, что в доме одной из наших собеседниц, Е.Т. Фотиной (1938 г.р.), которая регулярно обращается с разными просьбами к покойному мужу, в красном углу висит снимок с фотокерамики на могильном памятнике ее супруга. Фотографии умерших родственников в красном углу, с одной стороны, выполняют функцию эстетическую: они украшают пространство дома. С другой стороны, по своему статусу и семантике они соотносятся с иконами. Если иконы помогают устанавливать связь с божественными силами, то фотографии являются каналом связи с умершими.

Таким образом, ритуал, зафиксированный в Оште, появился в результате того, что ритуальные обращения к покойным родственникам, фиксировавшиеся с XVII века, в XX в. наложились на обыкновение разговаривать, общаться с фотографиями отсутствующих родственников, живых или мертвых. Особое значение, которое придавалось фотографиям умерших родственников, получило наглядное выражение в том, что их стали помещать наряду с иконами в красном углу.

Интересно, что в традиционной культуре Русского Севера большой угол мог восприниматься как место поминовения покойных [Барсов 1997, т. 1, с. 249]. В крестьянской семье за столом под образами традиционно сидел большак, символизировавший собой предка-покровителя [Мороз 2002, с. 43]. Следует также отметить, что согласно сведениям об обрядах карел, относящимся к концу XIX – началу XX в., основным местом пребывания покойных «родителей» в избе считался большой угол. «Не случайно карелы, молясь на иконы, обращались не только к христианским божествам и святым, но и к своим покойным предкам – “сюндюзет”» [Сурхаско 1985, с. 152, 61]. Возможно, обычай помещать фотографии умерших в красный угол связан и с этим кругом представлений.

Итак, суммируем наши наблюдения:

1. Для реконструкции народных представлений о покойниках продуктивно обращаться к разным жанрам фольклора, в том числе и к текстам просьб-обращений к умершим родственникам. Изучение формул обращений к покойным позволило увидеть, что в Оште умершие до сих пор воспринимаются как покровители дома, семьи, готовые помочь в разрешении насущных проблем, связанных со здоровьем, жизнью и смертью.

2. Тексты просьб к покойным родственникам, зафиксированные в Оште, связаны с архаическими представлениями и похоронно-поминальной обрядностью разных народов: русских, вепсов, карел. Просьбы-обращения отражают представления о том, что покойные покровительствуют живым, продолжают интересоваться их делами и после смерти.

3. Думается, что консервация традиционных верований, связанных с загробным миром и покойниками в Оште произошла потому, что здесь еще сохраняется похоронно-поминальная обрядность и, в частности, такой архаический жанр, как похоронные причитания.

4. Помещение в красный угол фотопортретов умерших родственников придает ритуалу обращения к покойным сходство с религиозным молением. Фотография приобретает несвойственные ей функции, но при этом она не теряет и своих обычных свойств: она украшает дом, напоминает хозяевам о прошлом и т.п.

Список сокращений

Адоньева, Овчинникова 1993 – Адоньева С.Б., Овчинникова О.А. Традиционная русская магия в записях конца XX века. СПб., 1993.

Алексеевский 2007 – Алексеевский М.Д. Мотив оживления покойника в севернорусских поминальных причитаниях: текст и обрядовый контекст // Антропологический форум. 2007. № 6. С. 227-262.

Барсов 1997 – Причитания Северного края, собранные Е.В. Барсовым. М., 1997. Т. 1-2.

Конкка 1992 – Конкка У.С. Поэзия печали. Карельские обрядовые плачи. Петрозаводск, 1992.

Листова 2004 – Листова Т.А. Обряды и обычаи, связанные с рождением и воспитанием детей // Русский Север: этническая история и народная культура. XII-XX века. М., 2004. С. 575-660.

Логинов 1993 – Логинов К.К. Семейные обряды и верования русских Заонежья. Петрозаводск, 1993.

Мороз 1998 – Мороз А.Б. Божница и окно: семиотические параллели // Слово и культура. Т. 2, М., 1998, стр. 114-125.

Мороз 2002 – Мороз А.Б. Стол в севернорусских поверьях и обрядах // Традиционная культура. 2002. № 2. С. 41-46.

Седакова 2004 – Седакова О.А. Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М., 2004.

Срезневский 1913 – Срезневский В.И. Описание рукописей и книг, собранных для Императорской Академии Наук в Олонецком крае. СПб., 1913.

Сурхаско 1985 – Сурхаско Ю.Ю. Семейные обряды и верования карел. Л., 1985.

Топорков 2002 – Топорков А.Л. Печь // Славянская мифология. Энциклопедический словарь. М., 2002. С. 364-365.

Харитонов 1847 – Харитонов А. Из записок шенкурца // Отечественные записки. 1847. Т. 4. № 10. Отд. VIII. С. 148–156.

Цеханская 1998 – Цеханская К.В. Икона в жизни русского народа. М., 1998.

Щепанская 2003 – Щепанская Т.Б. Культура дороги в русской мифологической традиции XIX – XXвв. М., 2003. ЭА – Этнологический архив Российско-французского центра исторической антропологии им. Марка Блока (РГГУ)

Автор: Т.С. Ильина

Читайте также

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Anonymous