Каждый раз, когда я пишу для вас очередную книгу, я начинаю усердно рыться в своем шкафу, куда я уже много лет подряд откладываю самые интересные письма, с самыми удивительными историями, которые меня действительно поразили. Вот и сегодня, перечитав одно такое письмо, я пришла в неописуемое волнение и не смогла удержаться от того, чтобы не пересказать вам этот рассказ. Возможно, прочитанное вами кому—то покажется маловероятным, но уверяю вас, что у Господа Бога на земле были куда большие чудеса, которые со временем стали обыденными вещами. Разве, к примеру, древние люди, те, которые для освещения избы пользовались лучиной, могли себе представить, что наступят такие времена, когда одним нажатием клавиши выключателя, среди полной ночной темноты, разольется яркий электрический свет. Что будут у потомков не колотушки для ручной стирки, а удобные стиральные машины, утюги, пылесосы, телевизоры, телефоны и все то, что в то далекое время показалось бы колдовством — чудом из чудес. И как знать, возможно, все то, что сегодня вам кажется сказочным и невероятным, с Божьей помощью уже завтра появится на свет. Итак, мои ненаглядные читатели, я предлагаю вашему вниманию интересное письмо, с загадочной и удивительной историей:
«Дорогая, далекая но такая близкая сердцу Наталья Ивановна! Я бывшая гражданка Советского Союза, проживающая в Германии, в городе Берлине. Вот уже много лет я любовно собираю все Ваши книги, их у нас продают в русских магазинах. Я очень люблю Ваши книги, они согревают мое сердце. Милая Наталья Ивановна, возможно, мое письмо Вам вовсе не нужно, ведь Вы занимаетесь более серьезными делами, помогаете людям и лечите болезни тела и души, а тут я со своим письмом, даже как—то неудобно. Я долго не решалась Вам написать, но время идет, и я становлюсь совсем старой. Почему—то мне кажется, что Вас заинтересует то, о чем я Вам расскажу. Если нет, то Вы меня простите. Я не зря сказала, что время уходит, по возрасту я такая старая и, увы, не вечная, а значит, уже скоро умру, и мне хотелось бы, чтобы именно Вам была известна наша история, которую я никому еще не рассказывала. Опять же, я думаю так, уж коли Бог дал мне зачем—то узнать это дивное диво, так зачем мне его скрывать, вот и решила я Вам написать.
Начну с того, что на самом деле я и моя семья по национальности немцы, но мы не всегда жили в Германии. Жили мы в восточном Казахстане, а потом, когда немцев стали вытеснять, мы продали все и переехали навсегда в Германию. Вытащила нас туда родная сестра моего мужа тетя Эльза, дама преклонного возраста, решившая отдать все свое добро своему брату, моему мужу Эдуарду. Когда мы уезжали из Казахстана, я очень горько плакала, но не потому, что было жаль насиженного места, просто меня пугал дальний отъезд, и я не знала, как сложится на новом месте наша судьба. Сестру мужа я никогда не видела, да и он тоже совсем ее не помнил. Но я боялась и переживала зря, то, что я увидела, превзошло все мои ожидания. Нас в аэропорту встретил человек на огромном лимузине, это был водитель Эльзы, и он привез нас в шикарный особняк.
Когда я увидела Эльзу, то очень удивилась: вместо женщины, которая была намного старше меня, перед нами оказалась удивительно молодая, цветущая женщина. Надо сказать, что Эльза, как и мой муж, была чистокровная арийка, а ее умерший муж до войны носил не только мундир, но и высокий титул. Прием был очень душевным и теплым. Нас ожидала куча подарков, красивая одежда и банкет. Потихоньку мы втягивались в заграничную жизнь, но еще очень долго меня сражали своим обилием разной еды немецкие магазины. Примерно около года мы жили у Эльзы в особняке, а потом она купила нам свое жилье — очень большой и хороший дом. Пока мы жили вместе, я узнала Эльзину тайну, то, от чего она не старела. Как я уже сказала, несмотря на свой преклонный возраст, Эльза выглядела как моя младшая дочь. Сперва я думала, что это из—за ее буржуазного происхождения, все—таки она имела прислугу и ничего сама никогда не делала. Опять же хорошее питание, косметологи, да и если бы она сделала операцию, я бы этому тоже не удивилась. Как только мы стали жить у Эльзы, я уговорила ее уволить прислугу, так как мне хотелось хоть как—то ее отблагодарить, быть ей не тягость, а полезной, и она, к моему удивлению, согласилась. Я стала убирать в доме, стирать, готовить еду, и в этом мне помогала моя старшая дочь. Убирать в таком доме было просто удовольствие. Везде гладкие полы, которые моются специальной машиной. Посуду вообще просто ставь в посудомоечную машину, и она ее вымоет. Кухня оборудована по последнему слову техники, у нас в России мы о таком и не слыхали. Готовлю я так, что не каждый повар в ресторане так сможет. Каждый день я стряпала пирожки, расстегаи, оладьи, блины, разные булочки и торты, варила настоящие наваристые борщи и супы. Особенно Эльзе нравились мои котлеты, вареники, пельмени и холодцы. Мы очень с ней подружились, много обо всем болтали, и я делала ей массаж ног, который она обожала. Однажды Эльза мне сказала: „Я так тебя люблю, как никого еще никогда не любила. Замуж я вышла за богатство, детей у нас не было, а подруг я никогда не имела. Я не представляю, как могла раньше без тебя жить. Мне никогда еще не было так легко и спокойно, и я сделаю все для тебя и твоих детей». И она действительно была добра и щедра и ко мне, и к моим детям. Не знаю уж, было ли ей жалко денег, но она их тратила на всех нас в невероятном количестве. Покупала она для нас только самое хорошее и дорогое. Позже она купила для моей семьи огромный шикарный дом правда, с одним условием, чтобы я не оставляла ее и жила с ней до самой ее смерти.
За время, пока я жила в ее доме, я, естественно, узнала, где и что у нее лежит. Все ключи были у меня, кроме одного. Это было место, куда я не имела права входить, — в комнату, которая была рядом с ее спальней, на втором этаже. Пару раз, еще в самом начале, я пыталась попросить у нее ключ от этой комнаты под предлогом навести в ней порядок, но всякий раз слышала отказ. Когда я в третий раз предложила ей сделать в этой комнате уборку, Эльза сказала: «Ты больше этот ключ не проси. Запомни раз и навсегда — я не хочу, чтобы ты или кто другой входили в эту комнату. Там вещи моего покойного мужа, и там когда—то стоял его гроб. Делать в этой комнате тебе нечего. Выкинь из головы лишнее: там нет ни де-нег, ни золота, ни серебра. Все ценное я храню в банках, это у вас в России деньги держат в чулках или под матрацем, а Германия — цивилизованная страна».
Больше мы к этому разговору не возвращались до тех пор, пока Эльза не умерла, вернее, до того как она стала умирать. Десять лет назад, 21 марта она серьезно заболела, и что бы я ни делала, никак не могла сбить очень высокую температуру — она пылала как печь. Приехал ее личный врач и сказал, что ее организм борется, но сделать уже ничего нельзя, дни ее сочтены. Услышав это, я разрыдалась, ведь к тому времени мы действительно очень сблизились и сроднились. К тому же она была для меня опорой и моей благодетельницей, которая обеспечивала всю мою семью. Вечером ей стало немного лучше, и я сидела у ее кровати, с замиранием сердца глядя на то, как она спит. Неожиданно Эльза открыла глаза и очень ласково на меня посмотрела: „А я ведь слышала, как ты рыдала. Тебе меня жаль, и мне это отрадно. Но плакать не надо, ты, наверное, забыла, насколько я стара, я и так прожила очень долгую жизнь, а значит, и смерть моя ходит где—то рядом». Помолчав, она продолжила: „Сегодня я отдам тебе мой заветный ключ, но сперва послушай меня. Мой муж во время войны имел большой чин, но несмотря на это, он по характеру был слишком мягким и добрым, пользуясь своим положением он спас многих евреев. Однажды он вернулся домой с пакетом. С его слов я поняла, что он в очередной раз помог одному еврею—антиквару и его семье избежать смерти, позволив ему скрыться и уехать в безопасное место| и, конечно же мой, супруг при этом очень рисковал. Понимал это и еврей. И в знак величайшей благодарности за подаренную жизнь ему и его семье, он отдал моему мужу очень древнее, антикварное зеркало, сделанное из горного хрусталя и чистого золота. Кроме этого, все оно было усыпано множеством редчайших алмазов, я не могла оторвать глаз от этой необычайной, роскошной красоты. На задней поверхности ручки зеркала было что—то написано, то ли на арабском, то ли на турецком языке. В тот момент, глядя на этот раритет, я и мой муж думали, что вся ценность этого предмета состоит в золоте и алмазах необычайной красоты. Мы радовались с ним подобной удаче. Вообще, мой муж довольно часто приносил в дом конфискованные раритеты, а позже, когда он был на фронте и армия занимала страны и города, он отправлял мне невероятно красивые и дорогие вещи — картины, меха и ценные украшения. Что—то я надевала и носила, но большую часть сбывала и хранила золото в швейцарских банках. Потом муж погиб, но у меня к тому времени уже было огромное состояние. После войны я жила в Швейцарии, затем во Франции и Италии, и только когда Берлин отстроился, я вернулась домой. Зеркало еврея—антиквара было моей самой любимой вещью, и я никогда с ним не расставалась. Ночами и днями я глядела в его хрустальное стекло. Оно завораживало меня, и когда я держала его в руках, комната качалась как колыбелька. Я чувствовала себя ребенком на нежных руках любящей матери. Чтобы мое зеркало не видела прислуга, я держала его в несгораемом шкафу. Я ревновала свое зеркало ко всем людям на свете, и если бы оно разбилось или потерялось, то я, наверное, тут же бы умерла!
То, что я перестала стареть, я заметила давно, сперва я это связывала с особенностями своего организма, а все остальные мысли старательно от себя гнала. Однажды я случайно столкнулась лицом к лицу со своей школьной подругой, которую не видела лет шестьдесят. Я бы ее сама никогда не узнала, она была форменная старуха. Зато она меня узнала, ведь я не изменилась и была по—прежнему молодой. Конечно же, я ей что—то наплела про косметические операции, но именно с этого времени, увидев ее старое лицо, я во всей мере поняла, что то, что происходит со мной, не просто поразительно и странно, но и страшно, и я уже эту мысль не гнала, а стала думать и пытаться разобраться в происходящем. Как бы там ни было, но в моей моложавости я усматривала заслугу зеркала. Иного объяснения я так и не смогла найти. Достав из сейфа свое заветное стекло, я стала тщательно переписывать то, что было написано на его ручке. Затем, взяв лист с иероглифами, я поехала к известному языковеду и, не объяснив причину, попросила его перевести слова. Мне было сказано, что настоя-щий язык имеет очень древние корни, и поэтому перевод может получиться не совсем точным. Переведенное им звучало так: «Лучезарный лик останется лучезарным. Блистательная красота сохранится навсегда, но тело изнутри состарится и умрет». Некоторые слова остались не переведены, но и этого мне было достаточно — мое зеркало является частью какого—то старинного колдовства».
После этих слов Эльза натянуто улыбнулась и спросила: „Посмотри, сколько ты мне дашь лет?» Я ответила: „Ты моложе моей дочери!» — „Это так, — вздохнула она, — с виду я действительно молода, но если бы ты знала, как болят и ноют мои кости и суставы. Как кружится голова и как меня тянет в сон. Тело мое умирает, и я хочу тебя попросить, нет не просить, а умолять, чтобы ты, когда я умру, положила со мною в гроб мое зеркало. Если ты слово не сдержишь, то я тогда на том свете тебя прокляну. Кому же мне тогда верить, если не тебе, моя дорогая…»
Когда Эльза умерла, она лежала в гробу, как восемнадцатилетняя девушка, как юная невеста в белом атласном платье, которое она сама себе приготовила на гроб. Ее лицо было подобно спящему нежному ангелу, покоившемуся на кружевной подушке, а под этой подушкой лежало ее любимое зеркало, которое в обмен на жизнь когда— то подарил еврей—антиквар.
Дорогая моя Наталья Ивановна, я не буду от Вас скрывать: еще долгое время после похорон меня преследовали дурные мысли — вскрыть Эльзину могилу, достать это зеркало и забрать себе. Но постепенно душа моя успокоилась и смирилась, хоть это было очень не просто. Теперь, когда я совсем состарилась и, наверное, скоро предстану пред Богом, я уже ни о чем не жалею, и я рада, что Вы первая узнали обо всем. Дописала свою историю, и мне сразу же стало легче, буд-то я наконец—то исполнила свой долг. Вспоминайте меня в своих молитвах, ведь я тоже когда—то ходила по российской земле. Берегите себя, дорогая наша Наталья Ивановна, воистину Богом данный человек. С уважением к Вам и безмерной любовью».
