Похоронные обряды у северных и южных чувашей в определенной мере отличаются друг от друга, поэтому мы их рассматриваем отдельно. Мы вначале опишем здесь похороны у южных чувашей-язычников, как это принято и сегодня в Улхаше.
Похоронные обряды у северных и южных чувашей в определенной мере отличаются друг от друга, поэтому мы их рассматриваем отдельно. Мы вначале опишем здесь похороны у южных чувашей-язычников, как это принято и сегодня в Улхаше.
Когда дома уже кто-нибудь находится при смерти, собирают соседей и родных и, если это случается ночью, дежурят около него. Умирающий на своем смертном одре распоряжается о том, кому его помыть после смерти, во что одеть, кому начать строгать его гроб, кому начать копать его могилу. Он благословляет всех домашних и всех тех, кто стоит вокруг: «Я умираю, благословляя вас умираю, всем вам мое благословение» (эп вилетĕп, пеххилеп, вилетĕп, пурне те пеххил). Сразу же после наступления кончины один из родственников быстро ловит курицу, подносит к покойнику, сворачивает ей шею и выбрасывает на улицу.
Без промедления принимаются мыть покойника. Как правило, этим занимаются женщина и мужчина, которых умерший еще перед своей смертью назначил для этого. Для мытья спускаются к речке за водой (для этой цели, по возможности, используют речную воду). Подогревают немного в котле, в середине комнаты стелят солому, на нее укладывают покойника и теплой водой с мылом моют все его тело. Потом надевают на него чистую одежду, в которой он ходил при жизни, а сверху надевают длинный кафтан (сăкман). Само собой разумеется, что одевают его в такую одежду, которую он сам выбрал. В последнее время с покойником не кладут более ценные вещи, например, серебряные украшения, потому что были случаи грабежа могил из-за этого. Это послужило уроком.
Одетого таким образом укладывают на скамью, но всегда головой к переднему углу избы (кĕреке). Под него стелят войлочное одеяло (кĕççе), которое для этой цели каждый сам готовит еще при жизни, а под голову кладут небольшую подушку.
Тот, кому покойник еще на смертном одре поручил, начинает строгать гроб. Берет нужные ему доски, выносит их на улицу, и перед домом начинает их сколачивать. Попозже помогают ему и другие, но начать позволено только ему. Пока принимаются за работу, одна из женщин на скорую руку печет лепешки (юсман) на огне и выносит к гробовщикам, разрывает на куски и бросает на землю в стружки с такими словами:
Умăнта пултăр,
Çавăн вĕçне юлтăн.
Пил ту, пехилле!
Пусть будет перед тобой,
дожил до этого.
Благослови, благослови!
Пока готовится гроб, могильщики принимаются рыть могильную яму. Начинает именно тот человек, которого назначил покойник. Еще при жизни оговаривается, где его хоронить на кладбище; обычно желают покоиться рядом с кем-нибудь из родных. Могильщики берут с собой на кладбище хлеб, сыр и, выбрав место будущей могилы, бросают туда кусок хлеба и сыра. Таким образом просят место в земле у «главы кладбища». Так говорят:
Масар пуçлăхĕ çĕр пар!
Глава кладбища, выдели землю!
Тот, кто начинает рыть могилу, вначале с этого места вырезает небольшой треугольник дерна. Эту «землю спасения души» (сăвап тăпри) откладывает в сторону, так как это положат в гроб рядом с покойником. После нескольких копков начинающего рыть могилу и остальные принимаются за работу. Выкапывают яму глубиной в 3 аршина, в продольном направлении на юго — запад. Как только они справляются с этим, кто-нибудь из них возвращается к гробовщикам, сколоченный гроб выносят и опускают на дно могилы.
Когда готовы гроб и могила, сразу начинают хоронить. Покойника, как правило, хоронят в день его смерти. Если помирает ночью, то дежурят около него до утра, но уже утром начинают приготовлять к похоронам, чтобы еще до вечерней зари успеть засыпать могилу.
Покойника вывозят на повозке, запряженной парой лошадей в цепочку. Зимой везут на санях. В избе поднимают покойника со скамьи, подложив под него лубяные веревки, однако прежде под войлочное одеяло подсовывают лыко длиной с человеческий рост и, держа покойника головой в сторону двери, трогаются. В дверях останавливаются и так говорят трижды:
Вилтĕн ĕнтĕ, ан хăра!
Ты уж умер, не бойся!
Укладывают его на повозку таким образом, чтобы голова лежала в заду повозки, а ноги у зада лошади. Самый нижний слой на повозке — это солома, поверх ее — лыко, на нем войлочное одеяло, а на нем — тело покойника. Сверху опять покрывают его войлоком во всю длину. Лошадьми обычно правит сын умершего или кто-то из родни по мужской линии. На спину самой первой лошади сажают ребенка, либо одного из маленьких сыновей покойника, либо, если такового не имеется, одного ребенка из родни. В повозку рядом с головой покойника садятся его жена и одна-две женщины из родни в качестве плакальщиц. Когда повозка выедет из ворот, жена покойника приподнимает с его головы войлочное покрывало и так говорит ему:
Исе каятпăр, çуртна-йĕрне курса кай!
Мы тебя увозим, насмотрись на дом
и хозяйство перед уходом!
При отправлении плакальщицы закрывают свои лица ладонями, иногда склоняются над покойником и начинают оплакивать, «издают звук» (сас= к=лараёё\\). Это они делают с такой целью, чтобы покойник не ходил на том свете немым, без звука. У южных чувашей это «издавание звука» есть бессвязный плач, но, как мы увидим позже, в похоронных обрядах северных чувашей, у них еще в этом случае повторяют отрывки из старых похоронных причитаний. Вслед за погребальной колесницей следуют еще несколько повозок с остальными родными. При этом не особенно плачут, а если и делают, это не стыдно.
Если односельчане встречают траурное шествие, то покойнику между собой желают мира и вечного покоя:
Вилнĕ иккен, ырлăха кайтăр, ăрайра пултăр!
Помер, оказывается.
Да попадет в доброе место, да будет в раю!
Когда подходят на кладбище к могиле, плакальщицы опять склоняются над покойником и оплакивают его так, как это мы только что описали. Потом четверо мужчин снимают его с повозки с помощью лубяных веревок, подносят к открытой могиле, три раза раскачивают его с такими словами:
Ан хăра, шăтăка яратпăр, пил ту!
Не бойся, мы тебя опускаем в могилу,
благослови нас!
В могилу заранее опускаются два человека, они помогают медленно опустить покойника в гроб, находящийся на дне могилы. Могила, как мы уже упомянули, направлена к юго-западу. Покойника кладут в нее навзничь так, чтобы головой он лежал в ту же сторону. В гробу расстегивают его кафтан, воротник рубашки и все те места одежды, которые расстегиваются, чтобы тот не мог возвратиться из могилы. Со стороны головы засовывают в землю две копейки. Это и есть «свет земли» (çĕр çутти), при этом говорят, поворачиваясь к покойнику, что дали ему двести рублей для потусторонней жизни:
Ак сана ик çĕр сум укçа паратăп!
Вот даем тебе двести рублей денег!
Если он курил при жизни, то рядом с ним в гроб кладут его трубку и кисет:
Ак сана чĕлĕмĕ, ак тапак енчĕкĕ!
Вот тебе твоя трубка, вот кисет с табаком!
Две руки покойника прижимают по бокам, а в его правую руку под рукав засовывают палочку из дерева таволги (туп=лха)*, конец ее зажимают в его ладонь и так говорят:
Ак сана тупăлха патак çỹреме!
Вот тебе таволожный посошок,
чтобы было удобно ходить!
В качестве савана (покрова) покрывают его белым холстом. Однако прежде чем закрыть крышку гроба, рядом с его головой в гроб кладут землю «сăвап тăпри»:
Ак сана сăвап тăпри çумна хурса хăварап!
Вот тебе сăвап тăпри, оставляем ее рядом с тобой!
Покрывают гроб простой, плоской дощатой крышкой, поверх него кладут еще и то лыко, на котором его привезли, и начинают могилу закапывать. Землю забрасывают обратно таким образом, чтобы разные слои не перемешивались друг с другом. Сначала, значит, укладывают глиняную красную землю (хĕрлĕ тăпра), а потом сверху черную плодородную землю (хура тăпра). А когда уже возвышается холм могилы, могильщики вытряхивают из своих лаптей попавшую туда землю, чтобы не брать с собой домой.
Солому с траурной повозки тоже не берут с собой обратно, а где-нибудь на кладбище ее сжигают. Ту одежду, в которой он помер, тоже берут на похороны и оставляют около могилы. (Татары, как правило, забирают ее). Прежде чем тронуться в обратный путь, все присутствующие три раза обходят могилу, спереди тот, кто начинал копать могилу, и при каждом повороте касаются рукой могильного холмика и на прощание произносят:
Йывăр тăпру çăмăл пултăр!
Тяжелая земля да будет легкой!
Если покойница молодая женщина, то прежде чем покинуть ее могилу так говорят ей:
Авлантар упăшкăна, эсĕ вилтĕн,
пурăнма ỹркентĕн ĕнтĕ!
Разреши мужу жениться, ты уже умерла,
лень тебе было, видимо, жить!
А молодому женатому человеку так говорят:
Арăмă качча кайĕ, ан чар, кайтăр.
Ху лере авлан!
Если жене твоей со временем случится
выйти замуж, не мешай, пусть выйдет.
Ты сам женись там!
После прощания садятся на свои повозки и отъезжают домой. Траурную повозку оставляют на улице перед домом, ее три дня нельзя ставить в сарай, нельзя ею и пользоваться.
Старухи, оставшиеся во время похорон дома, начисто моют все полы и скамьи, варят кашу, разведя огонь стружками гроба. При возвращении народа с похорон одна из старух встречает их во дворе с ведром воды и полотенцем и каждому поливает воду на руки. Только тогда заходят в дом, когда уже все вымыли свои руки.
Новый хозяин после покойника (старший сын или брат) угощает водкой людей, работавших на похоронах, дает им и деньги. Тем, кто помогли вымыть покойника — по 20 копеек, тем, кто мастерил гроб и рыл могилу, а также готовившим еду старухам — по 15 копеек, остальным помощникам — по 10 копеек. А хозяйка каждому раздает по 3 ниточки. Только после этого садятся за стол. Во время еды неприлично вспоминать покойника, ни хорошего, ни плохого о нем не говорят. Съедают кашу и прощаются с хозяином с утешительными словами:
Хуйху харам пултăр!
Печали ваши да будут пустыми!
(В Таяпе в похоронных обрядах не очень давно крещеных чувашей встречаются некоторые расхождения: тут покойника вывозят на кладбище в гробу, могилы роют по оси север-юг, а голову покойника кладут в южном направлении. Кроме того уже в могиле, пока не закрыли гроб, его голову немного поворачивают в сторону земли. Тут тоже кладут к голове могилы одну копейку для «çĕр çутти» и бросают в могилу стружки от гроба. Прочие остатки древних языческих похорон здесь не сохранились).
Наследство покойника остается его самому старшему сыну, или если у него не было детей-сыновей, то его брату, который потом и содержит вдову покойника.
* * *
Северные чуваши похоронные обряды, сохранившиеся с древних языческих времен, в большинстве своем уже подзабыли и приводимые ниже данные я собрал только по воспоминаниям старых людей. Раньше у них хоронили следующим образом:
В тот момент, когда кто-то умер, один из его родных выносил во двор яйцо и бросал в сторону огорода с такими словами:
Чонне çолса ил!
Спаси его душу и прими к себе!
В доме, где находился покойник, собирались соседи, родные и каждый брал с собой какой-нибудь гостинец: муку, солод для пива, хмель, доску для гроба, у кого что было. Неприлично было прийти с пустыми руками.
Покойника мыли, одевали, потом укладывали на одну из скамеек головой к главному месту избы. Сегодня же голову поворачивают в сторону иконы. Уши, рот и ноздри затыкали кусками шелка и его глаза закрывали двумя маленькими кусками шелка. Это на случай, если на том свете эсрел\\, «глава кладбища», спросит у него, есть ли еще человек на земле, который умрет, чтобы тогда покойник мог ответить, что он ни о чем ничего не знает, потому что его глаза, рот, уши, нос закрыли и заткнули, и он ничего не видел и не слышал. Диалог, который происходит между «главой кладбища» и покойником, по поверьям чувашей, выглядит так:
Эсрелĕ: Орăх килекен пор-и? — Нет ли больше желающих ко мне?
Покойник: Кормарăм, коçа мокларĕç. — Не видел, глаза мои законопатили.
Эсрелĕ: Илтмерĕн-и? — Не слыхивал?
Покойник: Илтмерĕм, холхана питĕрчĕç. — Не слыхал, уши мне заткнули.
Эсрелĕ: Шăши кĕмер-и? — Не было слышно запаха?
Покойник: Сăмсана та питĕрчĕç. — Да и ноздри заткнули.
Эсрелĕ: Ма ыйтмарăн? — Почему не расспрашивал?
Покойник: Тотана та мокларĕç. — Да и уста мои законопатили.
Пока умывают покойника, гробовщики и могильщики сразу принимаются за работу, потому что и тут принято хоронить покойника в день смерти. Один-два человека начинают варить пиво, так как пиво полагается для похорон. Сразу по изготовлении гроба клали в него покойника уже дома. Рядом с ним в гроб клали его трубку, кисет, огниво, клали также расческу, мыло, нож и кочедык.
Начинающий рыть могилу (çĕр поçлакан) и тут откладывает первый выкопанный кусочек земли (çĕр поçланă тăпри), потому что его потом сверху положат на могильный холм у изголовья. Северные чуваши могилы рыли в длину между востоком и западом, гроб клали так, чтобы голова покойника лежала к западу, чтобы лицо смотрело н а в о с т о к.
Во время строгания гроба или рытья могилы работающие никогда не передают свои инструменты друг другу из рук в руки, а если все же приходится, то сначала бросают на землю. Оттуда, если кому нужно, поднимает. А если какой-нибудь посторонний человек подходит к ним, то никогда не здоровается с ними, как это обычно делают: Торă вăй патăр! — «Дай Бог силы», а обращается к ним таким образом:
ĕçĕ-поçĕ котăнла полтăр!
Пусть дела ваши будут наоборот!
Это оттого, что не хочет такую работу называть благодарной. Когда уже и гроб готов, и могила вырыта, медленно трогались с покойником в сторону кладбища. Раньше везли покойника на повозке с одной лошадью. На первую повозку клали покойника вместе с гробом, на гробу была и крышка, сверху покрытая белой простыней. На второй повозке везли могильный памятник (поç йопи) и отходы (çỹппи-çаппи): одежду, в которой покойник умер, стружки от гроба, солому, на которой покойника мыли и перья зарезанной для похоронной трапезы курицы. Все это вместе связывали, вывозили за гробом на кладбище и оставляли около могилы, или реже бросали в канаву на кладбище, или в речку. (Сегодня уже не везде везутпокойника на лошади, а берут на плечи и несут на кладбище. Если покойник был стариком, то его несут старики, если молодой девушкой, то — девушки, парня — парни, а ребенка — дети).
Рядом с гробом, не считая жены покойника, садятся старухи, либо соседи, либо родственники, и оплакивают его, когда повозка трогается со двора. Здесь «издавание звука» (сас кăларни) в иных местах походит на песню-плач. В самом деле поэтически очень красивы те несколько старых стихотворений, которые приводил В.К.Магницкий при описании древних северночувашских похорон*. Я и сам записал одну такую плач-песню в Пысăк Карачора Чебоксарского уезда:
Эс сасăсăр ан çỹре.
Кукку та килĕ,
Чoкĕç те килĕ,
Эс корамăн,
Эпĕр корăпăр.
Онта сассăр ан çỹре.
Ты не ходи там бессловесным.
И кукушечка возвернется,
И ласточка возвернется,
Тебе больше не увидеть,
Лишь мы увидим.
Там бессловесно не ходи.
По моим сведениям, кое-где в Чебоксарском уезде по случаю похорон пивом и водкой поят всех присутствующих. Когда же дело доходит до самих похорон, большинство уже пьяны, и на кладбище везут покойника с песнями и выкриками. Поются обыкновенные пирушечные песни.
Когда шествие доходит до околицы, к «полевым воротам» (ой хапхи), женщины-плакальщицы опять «издают звук» и опять начинают оплакивать.
На кладбище, когда уже опустили покойника в могильную яму, поднимают крышку гроба, вынимают куски шелка изо рта, ушей, ноздрей, а также с глаз и засовывают их куда-нибудь в гроб к ногам. Потому что они верили, что если покойник их сможет достать руками и скушать эти кусочки шелка в своем гробу, тогда в той деревне перемрет очень много народу.
В гроб клали еще несколько копеек и так говорили:
Окçаллă çỹре,
Çĕр çути полтăр сана.
Ан хăрат, коçна уçса ан пăх.
Эпĕр сана асăнăпăр,
Эсĕ пире ан асăн.
Будь при деньгах,
Пусть они тебе будут светом земным.
Не пугай, не смотри, открыв глаза.
Мы тебя будем поминать,
А ты нас больше не помяни.
После этого покрывали гроб крышкой и начинали закапывать. Первым делом все бросали на гроб горсть земли с такими словами:
Йовăр тăпри çомăл полтăр!
Да будет земная тяжесть легкой!
Затем могильщики сооружали намогильный холм, в изголовье клали кусок земли, взятый из могильной ямы в самом начале рытья могилы, там же устанавливали надмогильный памятник. Потом все вставали вокруг могилы, ели по куску хлеба, лепешку, яйцо, принесенные с собой из дома, а также пили пиво. Потом к голове могилы от каждой пищи клали на землю по кусочку, наливали туда и немного пива с такими словами:
Сан омăнта полтăр, ĕç те çи!
Да будет все это перед тобой, угощайся!
А на прощанье обеими руками трогали могилу и так говорили:
Йовăр тăпру çомăл полтăр,
Эс пире прахса килтĕн,
Ойăрăлтăн пирĕнтен.
Да будет тяжелая земля легкой,
Ты пришел сюда, покинув нас,
Разлучился ты с нами.
После этого один раз обходили могилу и потом, не оглядываясь назад в сторону кладбища, шли домой. Оставшиеся дома старухи в это время готовили обед, ужин. Однако, когда с похорон народ возвращался домой, из дома никто не выходит во двор встречать их, никто их не приглашает в дом.
Тех, кто присутствовал на похоронах, угощают, а помощникам, то есть тем, кто умывал покойника, мастерил гроб и рыл могилу, дают по 1-2 аршина холста и по три ниточки. Однако этот холст нельзя разрезать ножницами, можно только разрывать руками.
Гробовщики и могильщики в тот же день свои инструменты не берут домой, а только через два-три дня. (Вомпукасси).
ПОМИНКИ
Поминки, посвященные памяти усопших, можно разделить на две группы, а именно на тризны и на поминки, справляемые ежегодно. Четыре тризны (через три дня, тризна в четверг вечером, большая тризна, введение новопреставших в круг ранее усопших), посвящаемые одному усопшему, справляются только по одному разу — в год смерти. Остальные четыре поминки (свечный день, çимĕк, баранье пиво, осеннее пиво) отмечаются каждый год в свое время. На них поминаются все умершие, не забывают даже чужих, умерших в пути, или скончавшихся вследствие несчастных случаев, чтобы те не разгневались. Ниже мы отдельно описываем, каким образом проходят поминки.
Поминальные тризны
Поминки на третий день
Первые поминки справляют на третий день после похорон. Это называют «третьим днем» покойника (виç кунĕ). Сразу на следующий день после похорон начинают варить пиво, так как оно должно быть как на поминках, так и на прочих более значительных пирах. На следующий день (это и есть третий день) около полудня зарезают барана для поминок. Однако резать барана чувашу не полагается, как правило, для этого приглашают какого-нибудь знакомого татарина из соседней деревни. Когда татарин перерезает шею барана, стоящая рядом с ним старуха говорит:
Умĕнче пултăр!
Пусть будет перед ним!
Потом варят мясо, пекут блины (икерчĕ) на поминки, а кроме пива, подают еще и водку. Под вечер начинают собираться приглашенные родные. Каждый берет с собой какой-нибудь гостинец (кучченеç), в основном блины и яйца. Прежде чем садиться поминать, для умершего в отдельную миску откладывают всякую еду и питье. Эту миску ставят на скамейку, справа от двери, рядом ставят ковш пива, и когда хозяин отдельные кусочки пищи кладет в миску, он так обращается к умершему:
Умăнта пултăр, пеххил ту,
Çавăн вĕçне юлтăн.
Çăккăр хыватăп, умăнта пултăр,
Аш хыватăп, умăнта пултăр,
Ак кучченеç кỹнĕ, пашалу хыватăп,
Умăнта пултăр.
Çăмарта хыватăп, умăнта пултăр.
Сăра хыватăп, умăнта пултăр.
Эрек хыватăп, умăнта пултăр.
Перед тобой да будет, благослови нас.
Ты теперь остался перед этим.
Хлеба тебе кладу, перед тобой да будет.
Мясо кладу, перед тобой да будет,
Вот мы тебе привезли гостинцев,
Лепешку кладу, перед тобой да будет,
Яйца тебе кладу, перед тобой да будет,
Пива тебе отливаю, перед тобой да будет,
Водку тебе отливаю, перед тобой да будет.
И когда хозяин положил туда все виды кушаний, вдвоем выносят миску и пивной ковш на улицу перед домом и опрокидывают на землю. Это доля покойного. При выливании кушаний и напитков так говорят:
Умăнта пултăр, пеххил ту,
ĕçсе-çисе кай!
Перед тобой да будет, благослови нас,
Угощайся и возвращайся к себе.
Миску и ковш в дом не берут, а оставляют в сенях. Только после этого садятся за стол кушать. По завершении ужина запрягают одну лошадь в ту повозку, на которой покойника везли на кладбище, и которая до сих пор стояла на улице перед домом, на нее садятся две женщины и трое мужчин, среди них и новый хозяин, и выезжают на кладбище. К могиле с собой берут понемногу от каждого кушанья, кроме того, и сваренные голову, печень и легкие барана и все это ставят на землю у изголовья могилы, сопровождая теми же словами, что произносили дома, когда ставили для него пищу. В изголовье могилы втыкают небольшую палку, к ней прилепляют сбоку восковую свечку и зажигают. Затем, обращаясь к покойнику, говорят:
Умăнта пултăр, çурта çутатпăр,
Çаккăн çутипе çỹре,
Çаккăн çутипе пыр.
Перед тобой да будет, зажигаем свечку,
При ее свете расхаживай,
При ее свете приходи навещать нас.
Пока свечка не догорит, они остаются около могилы. Огарок свечи тушат и кладут на землю среди кусочков пищи и уходят домой. (Улхаш).
Поминки в четверг вечером
В доме, где кто-нибудь умер, считая со дня смерти каждую неделю вплоть до больших поминок (пумилке) в четверг вечером (эрнекаç)* устраивают небольшие поминки. Пекут блины да лепешки, варят яйца, употребляют немного и водки. В основном справляют это в узком семейном кругу, гостей не очень-то приглашают, только хозяина соседнего дома. Прежде чем начать есть, сначала и на этот раз откладывают для покойника несколько кусочков пищи и ставят стопку водки, сопровождая такими же словами, как это видели в случае предыдущих поминок:
Эрнекаçа çĕнĕ вилĕне хыватпăр,
Умăнта пултăр, пеххил ту…
В ночь на пятницу поминаем новопреставившегося,
Перед тобой да будет, благослови нас… и т.п.
И кладут в миску друг за другом кусочки. Содержимое этой миски тоже выливают сначала на улицу перед домом, и сами только после этого садятся за стол. (Улхаш).
* * *
У южных чувашей в Таяпе раньше отмечали эти поминки более торжественно по четвергам, а именно в течение семи недель. Богатые для этих поминок в каждый четверг зарезали или одного барана или курицу, а бедные варили яйца к блинам и лепешкам. Также пили и пиво, и водку. В стену между бревнами справа от двери втыкали подставку для свечки и зажигали там свечку. На стол ставили миску для кусочков пищи, а около главного места за столом на пол ставили сосуд, чтобы туда выливать пиво и водку для покойника. Когда клали что-нибудь для покойника, так обращались к нему:
Умăнта пултăр, пил ту,
Вăхăтлă пырса, вăхăтлă кил!
Перед тобой да будет, благослови нас,
В урочное время навещай нас,
В урочное время возвращайся.
Сами садились около двери у зажженной свечи и там разговаривали, ели-пили, пока свеча не гасла. Когда она сгорала до основания, куском хлеба отщипывали ее конец и, прижимая к подставке, тушили. После этого выносили во двор, «на место выливания для покойника» (вилĕ тăкан вырăн), а также емкости с едой и питьем для покойника и здесь их выливали, откуда, как правило, эту еду уносили птицы и собаки. Так это продолжается у них в течение семи недель каждый четверг вечером вплоть до больших поминок.
Большие поминки (пумилке)*
Южные чуваши в окрестностях Улхаша большие поминки отмечают поздней осенью уже в год кончины, после русского праздника Покрова (1 октября) (Пукрав), а если кто-нибудь помер именно в это время, то после русского рождества (раштав). В окрестностях Таяпы раньше их отмечали на седьмую неделю после смерти.
Эти поминки у чувашей считаются большим праздником и продолжаются двое суток подряд. Как правило, начинают в п я т н и ц у. Принимаются готовить могильный памятник (юпа). Пока памятник мастерят, кто-то из домашних женщин выходит к плотнику и бросает на землю в стружку лепешку или кусочек хлеба с такими словами:
Умăнта пултăр,
юпа каскалама хыватăп.
Перед тобой все это да будет,
воздаю по случаю вытесывания юпа.
Намогильный памятник — это полутораметровый выстроганный прямоугольный деревянный столб. Его верхушка округлена в виде головы, а также выстрогана бороздка, символизирующая шею.
Крещеные чуваши тоже ставят крест на могилу наподобие русских. Когда к вечеру памятник уже готов, его заносят в дом, но прежде чем занести у двери трижды раскачивают в воздухе и так говорят:
Ан хăра, ан хăра, ан хăра!
Не бойся, не бойся, не бойся!
Дома его укладывают на скамейку, находящуюся справа от двери, а голову его поворачивают в сторону почетного места избы. Под него кладут войлок, под голову подушку, а сверху опять-таки покрывают войлочным одеялом, одним словом, укладывают так же, как и самого покойника. К голове надгробия прилепляют восковую свечу и зажигают ее. Сюда же к голове ставят на скамейку миску для пищи и небольшую емкость для пива и водки.
Этот первый вечер называют «ночью внесения намогильного памятника» (юпа кỹртнĕ çĕр). Хозяйка печет блины, кроме того для гостей готовят еще и пиво, а также водку. На эти поминки приглашают всех родных, и все из них приходят с гостинцами, приносят блины, сыр, пиво, водку и по одной тонкой восковой свече. На главное место комнаты садятся мужчины, а женщины отдельно — на женское место. Напротив мужского стола сажают скрипача (вăйçă), потому что на этот раз нельзя обойтись без песни и пляски. В то время, когда народ ест и пьет, скрипач играет застольные и поминальные песни.
Но прежде чем начать трапезу, сначала опять подносят покойнику. Вначале хозяин дает ему попробовать тех явств и напитков, которые были приготовлены в этом доме: ячменную лепешку, пиво да водку. Потом по порядку каждый родственник дает ему что-нибудь из принесенного в подарок. Каждый зажигает восковую свечу и прикрепляет к голове намогильного памятника. Между тем так обращаются к покойнику:
Ак сан валли кучченеç кỹтĕм,
Çурта çутатăп, умăнта пултăр.
Кучченеçе пашалу кỹтĕм,
Пашалу хыватăп, умăнта пултăр.
Кучченеçе чăкăт кỹтĕм,
Чăкăт хыватăп, умăнта пултăр.
Кучченеçе сăра кỹтĕм,
Сăра хыватăп, умăнта пултăр.
Кучченеçе эрек кỹтĕм,
Эрек хыватăп, умăнта пултăр,
Пехил ту.
Вот я тебе принес гостинцев,
Возжигаю свечу, да будет пред тобой.
Принес тебе на угощение лепешки,
Лепешку тебе кладу, да будет пред тобой.
Принес тебе на угощение чăкăт,
Чăкăт тебе кладу, да будет пред тобой.
Принес тебе на угощение пива,
Пиво возливаю, да будет пред тобой.
Принес тебе на угощение водки,
Возливаю водку, да будет пред тобой,
Благослови.
Время от времени выливают на улицу содержимое мисок, так как родных много, много гостинцев, и каждый откладывает для него один-два кусочка из всего. Когда уже каждый поднес покойнику свою долю, садятся за ужин, после чего пьют пиво и водку, звучит музыка, поют, пляшут вплоть до утренней зари.
Как только начинает светать, приглашают одного татарина из соседней деревни, чтобы тот зарезал животных для поминок, так как чувашу этого нельзя делать. Принято закалывать годовалого или двухлетнего жеребенка, или теленка такого же возраста. В старые времена приносили даже более крупные жертвы. Если покойником был взрослый мужчина, то его поминки справляли более богато, чем у ребенка или женщины. Животных режут на улице перед домом. Их мясо варят, отдельно жеребятину и отдельно телятину. Ноги и головы только чистят, они остаются сырыми, все это потом вынесут покойнику на кладбище.
В тот день до самого вечера родные остаются вместе, кушают, пьют, поют, но перед едой никогда не забывают о том, чтобы отложить покойнику его долю. Под вечер после заката выходят на кладбище и выносят на могилу памятник. Вынос памятника происходит так же, как и сами похороны. При выходе из комнаты трижды раскачивают перед дверью с такими словами:
Ан хăра, ан хăра, ан хăра!
Не бойся, не бойся, не бойся!
Потом укладывают памятник на самую первую повозку или на сани (если уже имеется хорошая дорога для саней). Сначала под него стелят солому, на нее — войлок, потом укладывают памятник и его опять же покрывают войлочным одеялом. Рядом с ним садятся плакальщицы и при выезде со двора оплакивают его так же, как будто это сам покойник. И скрипач садится на эти первые сани, чтобы наигрывать по пути, потому что во время езды уже не плачут, а поют до самого кладбища. В самые первые сани запрягают двух лошадей друг за другом, на спину самой первой лошади сажают ребенка из родных. За ними на остальных санях — родные.
Для покойника берут с собой еще две доски, это и есть «мост» (кĕпер), маленький с т о л и к в виде детской игрушки и такой же стульчик. Покойник через этот мост перейдет на тот свет и когда будет есть, то сядет за этот стол на стульчик. Для всего этого имеется около кладбища специальное место, и их ставят сюда. Это «место для наведения моста» (кĕпер прахакан вырăн) или «место для установки скамейки и стола» (тенкел, сĕтел лартакан вырăн). Когда их ставят на землю, говорят так:
Сан валли кĕпер сарап, çавăнпа çỹре.
Ак тенкел, ак сĕтел,
Тенкел çине ларса
Сĕтел çинче ĕçсе-çиме умăнта пултăр.
Для тебя стелю мост, по нему ходи,
Вот стул, вот стол,
Усевшись на этот стул
За этим столом — угощенье да будет пред тобой.
И с плясом все переходят через «мост». Вне кладбища оставляют голову, ноги, кишки и прочие негодные сырые внутренности от заколотых для поминок жеребенка и теленка. Все это вываливают куда-нибудь на землю около кладбищенской канавы и так говорят:
Сан валли тиха кỹтĕмĕр,
Сан валли пăру кỹтĕмĕр, усра!
Для тебя привели жеребенка,
Для тебя привели теленка, содержи их!
И только после этого заходят на кладбище, идут к могиле. Устанавливают памятник (столб), опять зажигают на нем свечу, ставят и посуду для пищи и питья на землю к изголовью могилы. Покойнику опять откладут в них мясо, ячменную лепешку, наливают пиво и водку. Сами тоже съедают по кусочку от каждого вида пищи и отпивают по глотку.
Потом с саней снимают солому, на которой был уложен памятник, и где-нибудь около могилы зажигают на земле. Пока солома горит, встают вокруг, звучит скрипка, поют, пляшут и во время пляски раскидывают и топчат тлеющий огонь. Опять возвращаются к могиле, хозяин поднимает с земли две посуды, в которые откладывали еду и питье для покойника, и обе бросает в столб, чтобы те разбились. В это время так говорит:
Сан валли чĕрес, умăнта пултăр,
Сан валли чашкă, умăнта пултăр!
Для тебя жбан (ч\\рес), да будет пред тобой,
Для тебя чашка, да будет пред тобой!
Потом все встают в ряд и три раза обходят могилу, самым первым идет çĕр пуçлакан (начинавший копать землю), после каждого обхода один раз кланяются и, коснувшись рукой земли могилы, так говорят:
Йывăр тăпру çăмăл пултăр!
Тяжелая твоя земля да будет легкой!
На этом прощаются с покойником, садятся на свои сани и едут домой. К этому времени уже наступает вечер.
Этот второй вечер и ночь тоже проводят вместе, веселясь в доме, где траур. Это — «вечер длинной свечи» (вăрăм çурта каç). Название получено из-за длинной свечи, при свете которой будут провожать ночь. Они сами делают ее из длинной полоски холста, обе стороны которой тщательно мажут воском. Эту восковую полоску потом скручивают, и свеча готова. После этого наматывают и получают плоский сверток. Его кладут на стол. В самом низу — миска, в миске — хлеб, сверху сыр, а поверх сыра — свеча. При ее свете гуляют ночь напролет. Если потухнет, ставят вместо нее новую.
Кроме обычая аçа курки ĕçтерме (распитие мужского ковша) эта вторая ночь не связана уже ни с какими другими особыми действиями. Один из молодых мужских родственников каждого из присутствующих гостей угощает ковшом пива, выпрашивая за это одну-две копейки с такими словами:
Аçа курки ĕçтеретĕп,
Пĕр-икĕ пус укçа ыйтатăп.
Преподношу «мужской» ковш,
Прошу копейки-две денег.
На собранные деньги утром покупают водку и сообща распивают.
На рассвете, когда уже солнце встает на небе, все выходят из дома на улицу и «провожают» (ăсатса яраççĕ) покойного. Выйдя из ворот, начинают петь специальную поминальную песню:
Çта каян чĕкеç йĕпенсе,
Икĕ çунат вĕçне хытарса?
Тăван, çта каян пире пăрахса,
Пирĕн кăмăлсене хăварса?
Куда улетаешь, ласточка, намокши,
Укрепляя концы обоих крыльев?
Куда уходишь, родной, покинув нас,
Оставляя нас без настроения?
На улице около ворот ставят деревянную ступу, с боку к ней прикрепляют восковую свечку и зажигают. Из дома с собой берут и пищу и питье, сначала по кусочку от каждой бросают на землю для покойника и отливают ему питье по глотку, сопровождая обычными обращениями. Потом они сами едят и пьют понемногу, пока на ступе горит свеча. Сама свеча тонкая и быстро сгорает. На улицу перед воротами выносят большую кучу соломы и к тому времени, как сгорает свеча, зажигают солому, а конец свечи бросают в огонь. Всю посуду для пищи и для питья бросают на землю, разбивают на улице. Пока солома горит, поют и пляшут вокруг огня, играет скрипка и в ходе пляски затаптывают огонь. Потом тлеющую солому трижды обходят, впереди готовившая еду старуха, за ней все остальные. При обходе опять поют поминальную песню:
Хĕвел тухат хĕрелсе
Эпĕр сана ăсататпăр.
Эсĕ пире курас çук,
Эпĕр сана курас çук,
Шурăмпуç килет шуралса,
Шурă чатăр карса чарас çук.
Эпĕр, тăван, сана ăсататпăр,
Эпĕр сана тытса чарас çук.
Солнце восходит алея,
Мы тебя провожаем,
Ты нас больше не сможешь увидеть,
Мы тебя больше не сможем увидеть.
Рассвет, белея, наступает,
Нельзя остановить, даже развесив белый занавес,
Мы, родимый, тебя провожаем,
Мы не в состоянии тебя задержать.
Другой вариант:
Çурăм пуç килет шурался,
Шурă чатăр карса чарăнмас.
Хĕрлĕ хĕвел тухат хĕрелсе,
Хĕрлĕ чатăр карса чарăнмас.
ĕнтĕ ĕмĕр иртет, ĕмĕр иртет,
Ылттăн, кĕмĕл парса чарăнмас.
Рассвет, белея, наступает,
Не остановится, если и развесить белый занавес.
Красно солнышко всходит алея,
Не остановится, если и завесить красным занавесом.
Уже и жизнь проходит, век минует,
Не остановится, даже если платить золотом и серебром.
С этим они провожают покойника, прощаются с ним. Завершаются и поминки. Из присутствующих родственников то один, то другой приглашает в свой дом весь этот народ и там их угощает явствами, напитками. Таким образом обходят они три-четыре дома, потом опять возвращаются в дом, где отмечали(сь) поминки, а позже запрягают свои сани и расходятся, каждый идет к себе домой. Хозяин никого не провожает за дверь, он еще в избе прощается с каждым — так принято на поминках. (Улхаш).
Праздник могильного памятника (юпа)
У северных чувашей раньше это соответствовало поминкам и примерно совпадает с южночувашским пумилке. Назвали его просто «праздник памятника» (юпа), хотя столб обычно ставили не в этот день, а в день похорон. Однако это название свидетельствует о былом обычае установки могильного памятника, с которым мы встречаемся в случае южночувашских больших поминок*.
Северные чуваши в древние языческие времена кроме праздника юпа не справляли какие-нибудь другие поминки. Это отмечалось на сороковой день, до этого придерживались траура, соответственно которому дома не выполняли шумную работу, не очень-то смеялись, не пели, не плясали, алкогольные напитки не пили, не играли в это время и свадеб. Когда наступал сороковой день, день поминок, приглашали всех родных и начинали готовиться к пиру. Еще перед смертью обычно спрашивают у умирающего, какое животное зарезать в память о нем, по случаю поминок. Но никому из домашних нельзя резать скотину, обычно приглашают одного старика из соседей, который и делает это. Домашние даже не варят мясо, это тоже поручают кому-нибудь другому.
Под вечер начинают приходить приглашенные гости, каждый приносит с собой что-нибудь из еды и по одной восковой свечке. Их зажигают и прикрепляют с внешней стороны на стену около двери, со стороны главного места комнаты напротив печи. Потому что этот угол — место покойника. Для него же ставят сюда и стол, а на стол ставят две посуды, одну для пищи, другую для питья покойнику. Вечером на эту сторону вешают и полотенце, которое обычно висит на стороне печи. Они думают, что и сам покойник приходит невидимым сюда, на свои поминки, садится за этот стол, ест и пьет, как и все родственники. Когда приходят родные, то по очереди зажигают ему свечи и кладут в его посуду по паре кусочков из принесенных им гостинцев. Подают каждый кусок с отдельным обращением [к нему]:
Сан омăнта пултăр, ĕç те çи,
Çакăн вĕçне йолтăн.
Да будет (все это) пред тобой, угощайся,
Ты остался перед этим.
До этого хозяин дает ему из пищи, приготовленной на пир, и только после этого садятся и они сами кушать за стол. Пируют до полуночи, однако здесь не принято петь и плясать, как у южных чувашей. Около полуночи покойного провожают из дома на кладбище. Некоторые из родных, в основном мужчины, берут в руки эти две посуды, в которые собирали для покойника пищу и питье и отправляются в сторону кладбища. Выходя через дверь, начинают петь кĕрỹ йорри (песню жениха). Она без слов, состоит просто из выкриков. При выходе внимательно смотрят на крючок над печкой, куда вешают котел: не качается ли? Полагают, что после еды покойник садится на этот крючок, а когда родные отправляются его провожать, и он сходит оттуда, что и заметно по качанию крючка. Так и поговаривают при выходе друг другу:
Хоран çеклине ас товăр!
Следите за крючком для котла!
Выйдя на улицу, молодые зажимают палку между ногами, как будто ребенок ездит верхом на палке, и так идут дальше, прыгая, шутя, распевая «песню жениха». Не доходя до кладбища, содержание двух посуд выливают в какую-нибудь речку по пути и так говорят:
Йолашки патăмăр сана, орăх кĕтмеспĕр!
Последние почести отдали тебе, больше не ждем!
Потом и посуду выбрасывают в речку.
В некоторых местах Чебоксарского уезда (Чоркаш) в таких случаях для покойника берут с собой и сделанный из дерева столик, стульчик и мост. Как полагается, ставят на землю около речки, стул около стола, один конец моста на стул, другой конец на стол, потом так обращаются к покойнику, называя его по имени:
Ониççе, Ониççе, кил конта.
Кил çак покан çине.
Хăпар çак покан çинчен
Çак кĕперпеле сĕтел çине,
Çак сĕтел çинчен Торă патне каях!
Анисия, Анисия, поди сюда,
Поди на этот стул,
Поднимись с этого стула
По этому мосту на стол,
С этого стола вознесись к Богу!
И отсюда от речки в страхе бегут домой, даже не оборачиваясь.
Если эти поминки отмечаются в то время, когда в доме умершего уже справили осеннюю жертву пивом, то на этом и завершается праздник юпа. Но если до этого не справляли еще жертву пивом, то от речки возращаются в дом и совершают жертвоприношение по всем правилам. Всю пищу, какая осталась с поминок, выливают во двор, потому что это для покойника. Вместо нее готовят новую пищу, откупоривают новую бочку пива и начинается пир горой, как это мы уже описали в другом месте.
Данный праздник юпа, как мы его здесь описали, отмечался только в давние языческие времена, сегодня не отмечают, забыли и помнят о нем лишь некоторые старики. (Вомпукасси).
Северночувашскую легенду об участии покойников на празднике юпа я записал в Чебоксарском уезде, в Пысăк Карачора:
«Однажды вечером один человек направился в соседнюю деревню на праздник юпа. По пути он встретился с группой людей, оказавшимися теми покойниками, поминки которых отмечали в тот день. И они шли на поминки. Когда встретились, то спросили того человека:
— Куда идешь?
— Иду в соседнюю деревню на праздник юпа.
— И мы как раз туда идем, пойдем вместе.
Он пошел с ними. Покойники и его тело сделали невидимым. Он вместе с ними зашел в дом, где отмечались поминки, и никто его не заметил. Остальные гости сидели на главных местах за столом, а он вместе с покойниками сел за стол около двери. И его кормили-поили. А когда наступила полночь и все встали, чтобы проводить покойников на кладбище, покойники хотели и его с собой взять. Он зацепился за крючок котла у печи, но они его тащили с собой. Он в середине комнаты зацепился за матицу, но оттуда его тоже стащили. Зацепился за косяк, но и оттуда стащили. Он хотел было закричать, но его язык (как и у покойников) не шевелился во рту. Какое-то время они тащили его с собой по дороге на кладбище, но потом отпустили:
— Иди теперь туда, куда хочешь!
Мертвые возвратились на кладбище, а он вернулся обратно в дом, где справлялись поминки, где после полуночи приносили в жертву пиво».
Введение новопреставившихся в круг ранее умерших
(Вилĕсене пĕр çĕре хутăштарни)
Южные чуваши через пять дней после больших поминок (пумилке) устраивают небольшие поминки, на которых своего умершего родственника вводят в круг ранее усопших («смешивают в одно»), чтобы после этого все они были вместе. На эти поминки приглашают только соседей, которые приходят опять с гостинцами, а кроме этого берут с собой пиво и водку. А в том доме, где поминки, варят суп и яйца, выпекают маленькие лепешки к поминкам. Отмечают вечером. Перед ужином опять ставят справа от двери две посуды для пищи и питья покойнику, в первую очередь хозяин дает ему домашней пищи и питья и так говорит:
Сире пĕр çĕре хутăштаратпăр,
ĕлĕк вилнĕ ватă вилĕсемпе çỹрĕр.
Эпир сана асăнатпăр вăхăтран вăхăта,
Эсĕ пире ан асăн вăхăтсăр, вăхăтсăр ан кил.
Умăнта пултăр, пеххил туса кай.
Присоединяем вас к ранее усопшим,
Ходите вместе с ранее умершими старыми
покойными,
Мы тебя время от времени будем поминать,
Ты нас до поры до времени не вспоминай,
до времени не навещай,
Да будет пред тобой, уходи благославляя.
Потом все приглашенные соседи ставят для него кое-что из принесенных с собой гостинцев в сопровождении этих же слов. Когда каждый отдал уже долю покойника, одну из посуд берет хозяин, другую — какая-нибудь соседка, выносят на улицу и выливают на землю. Берут с собой и стакан воды для полоскания посуды и так говорят:
Сана шыв паратăп, умăнта пултăр!
Даю тебе воду да будет пред тобой!
Потом они сами едят и пьют понемногу, но тут уже не поют, эти поминки уже не такие шумные, какими были предыдущие большие поминки. На этом и заканчиваются все поминальные праздники, справляемые в год смерти покойника. (Улхаш).
Поминки крещеных чувашей
Чуваши, принявшие христианскую веру, древние языческие поминальные праздники знают только по слухам. Новая религия стерла древние традиции, традиции дедов. Тут с помощью русского попа проводят только панихиду, всего четыре раза. Самый первый раз на третий день после смерти, потом на седьмой, потом на двадцатый, и наконец на сороковой день. В эти дни приглашают родных на ужин, однако эти поминки не связаны ни с какими древними обычаями. Съедают ужин, а потом расходятся. В траурные дни не принято пить ни пиво, ни водку.
Ежегодные (календарные) поминки
Свечный день (çурта кунĕ)
В четверг вечером, на второй день после «большого дня» (мункун), приблизительно совпадающего с русской пасхой, поминают всех умерших в семье. В честь этого дня режут курицу, пекут лепешки, блины (хăймалу), заготавливают даже водку. На этот день обычно приглашают только самых близких родственников, братьев и сестер. Справа от двери на место покойника ставят небольшой столик, на него ставят две посуды для пищи и питья ему, зажигают и прикрепляют к стене по этой же стороне двери, точнее к бревнам, маленькие восковые свечки. Зажигают столько же свечек, сколько взрослых умерших имеется в семье. Хозяин по очереди обращается к ним:
Асатте, умăнта пултăр, çурта çутатăп.
Асанне, умăнта пултăр, сана та çурта çутатăп.
Атте, умăнта пултăр, сана та çурта çутатăп.
Анне, умăнта пултăр, сана та çурта çутатăп.
Дедушка, да будет пред тобой, возжигаю свечу.
Бабушка, да будет пред тобой, и тебе возжигаю свечу.
Батюшка, да будет пред тобой, и тебе возжигаю свечу.
Матушка, да будет пред тобой, и тебе возжигаю свечу.
Детям обычно не зажигают, только для взрослых. Кроме этого в честь домового (хĕрт-сурт) тоже зажигают одну свечку (это «домашняя свечка» — кил çурти) с левой стороны, то есть прикрепляют к стене со стороны печи:
Кил çурти çутатăп,
Килĕшпе, хĕртĕм-суртăмпа ырлăха, сывлăха пар.
Возжигаю домовую свечу,
всему дому с чадами,
с домовым
дай добра и здравия.
После зажигания и установки свечек хозяин для каждого умершего откладывает по одному кусочку от каждой пищи и наливает понемногу из напитков в сопровождении слов общего обращения. Потом все присутствующие родные, как женщины, так и мужчины, воздают ему из пищи и напитков, и, наконец, опять выносят все это на улицу и выливают на землю перед домом. Тут же водой из кружки ополаскивают посуду и выливают туда же. После того, как таким образом сытно накормят своих покойников, для тех, кто помер в пути или погиб неестественной смертью (камалсăр вилĕ), оставляют на улице еще три лепешки и говорят:
Камалсăрсем, умăрта пултăр,
Ак сире икерчĕ, ĕçсе-çисе кайăр.
Погибшие, да будет перед вами,
Вот вам блины, идите, угощайтесь.
После этого сами тоже садятся за ужин. (Улхаш).
Раньше и северные чуваши справляли этот поминальный праздник, но ныне уже его не отмечают. Они только идут в церковь и молятся за своих покойников, некоторые в этот день служат и панихиду за них. Отправляясь домой, зажигают по одной свечке перед иконой.
В эту же ночь изгоняют из домов злых духов, а также духов болезней (см. выше сĕрен).
Çимĕк
Его отмечают в последнюю субботу перед троицей. Раньше отмечали не в субботу, а в последний четверг перед троицей. Таким образом он оказался в один день с русским семиком, который праздновали в седьмой четверг после пасхи.
К этому дню чуваши пекут лепешек, ватрушек (пỹремеç), красят яйца в красный и желтый цвета (хĕрлĕ çăмарта, сарă çăмарта), берут бочонок пива да бутылку водки, и около полудня вся деревня идет на кладбище к могилам своих близких. Располагаются около могилы, достают пищу и питье, сначала отламывают по кусочку и кладут покойнику на могилу, немного отливают выпивки, потом садятся и сами и съедают-выпивают все то, что с собой взяли.
Могилы родных и родственников, как правило, находятся рядом, поэтому из пищи и питья воздают всем сразу, обращаясь к ним таким образом:
Атте, анне… сана икерчĕ хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Атте, анне… сана пỹремеç хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Хĕрлĕ çăмарта хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Сарă çăмарта хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Сăра хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Эрех хыватăп,
Умăнта пултăр, пил ту.
Ачасене пахиллĕхне пар,
Выльăха-чĕрлĕхе уçлăхне пар,
Вăхăтлă пырса, вăхăтлă кил.
Йăмăксене, тăвансене, тетесене,
Инкесене, ачамсене, шăллăмсене —
Пурне те умăрта пултăр,
Пил ту, пахиллĕхне пар.
Пĕлнисене, пĕлменнисене те,
тăлăхсене, çулта вилнисене те,
шыва кайса вилнисене те,
çын çапса вĕлернисене те,
пурне те умăрта пултăр,
пил ту, пахиллĕхне пар!
Батюшка, матушка…
Приношу тебе блины,
Да будет пред тобой, благослови.
Батюшка, матушка…
Приношу тебе ватрушку,
Да будет пред тобой, благослови.
Приношу красные яйца,
Да будет пред тобой, благослови.
Приношу желтые яйца,
Да будет пред тобой, благослови.
Возливаю пива,
Да будет пред тобой, благослови.
Возливаю водки,
Да будет пред тобой, благослови.
Дай благословения детям,
Скоту и живности благоплодия дай,
Приди в урочное время и уходи в урочный час.
Сестрицам моим, родственникам моим,
Братьям, тетушкам, детишкам
и младшим братьям, всем им,
да будет пред тобой, благословения
и благополучия дай.
Знакомых и незнакомых,
сирых, погибших в пути,
усопших, убиенных, всех их, да будет пред тобой,
одари благословением и благополучием!
Потом едят и пьют, весело разговаривают у могилы, а когда кончается пища и выпивка, взятые с собой из дома, встают и идут домой. (Таяпа).
Баранье пиво (така сăри)
Отмечают осенью перед Покровом, в сентябре. Можно отмечать в любой день, но нельзя в новолуние. К этому дню хозяин режет барана, готовят кашу, лепешки, пиво, водку и приглашают на поминки соседей. Вечером перед тем как садиться к ужину, хозяин для всех умерших в семье откладывает еду и наливает питье в их посуду и так обращается к ним:
Ваттисем, умăрта пултăр,
така сăри хыватăп.
Эпĕ пĕлни пур, эпĕ пĕлменни пур,
пурте пĕрле ĕçсе-çисе кайăр…
Усопшие, да будет перед вами,
Возливаем «баранье пиво»,
Будь известные мне, будь неизвестные,
Все вместе угощайтесь…
После этого по очереди обращается к умершим и для каждого кладет еду и напиток в посуду. Закончив с этим, все выносят на улицу и выливают, а посуду там же ополаскивают стаканом воды. Потом и сами садятся за ужин. (Улхаш).
Осеннее пиво (кĕр сăри, или кĕрхи сăра)
Обычно справляют в ноябре через месяц после праздника Покрова в ч е т в е р г в е ч е р о м. Для этих поминок режут курицу, готовят кашу, блины, пиво, водку и приглашают соседей с обеих сторон.
Хозяин и на этот раз перед ужином зажигает в честь каждого умершего отдельную свечу и крепит их на стену, находящуюся справа от двери:
Асатте, умăнта пултăр,
сана асăнса çурта çутатăп.
Асанне, умăнта пултăр,
сана асăнса çурта çутатăп.
Атте, умăнта пултăр,
сана асăнса çурта çутатăп.
Анне, умăнта пултăр,
сана асăнса çурта çутатăп…
Дедушка, да будет пред тобой,
Поминая тебя возжигаю свечу.
Бабушка, да будет пред тобой,
Поминая тебя возжигаю свечу.
Батюшка, да будет пред тобой,
Поминая тебя возжигаю свечу.
Матушка, да будет пред тобой,
Поминая тебя возжигаю свечу…
Если у них среди умерших имеется маленький ребенок, то по случаю этих поминок и ему тоже зажигают свечу:
Ачам, пеххил ту, сана та çурта çутатăп.
Çавăн вĕçне юлтăн,
умăнта пултăр, пеххил ту.
Эс авлан унта,
кунтан вара сана урăх çурта çутмастăп.
Дитятко мое, благослови,
И тебе возжигаю свечу.
Остался лишь с этим,
Да будет пред тобой, благослови.
Ты там женись.
В дальнейшем не стану тебе зажигать свечу.
Если умерла маленькая девочка, то ей говорят:
Эс качча кай унта…
Ты уже там выходи замуж…
(Впрочем, на остальных поминках никогда не зажигают свечей для умерших маленьких детей.)
Как и в свечный день, на этих поминках тоже зажигают одну «домашнюю свечу» (кил çурти) для домового на левой стороне двери около печи. Пока свечи горят, ставят небольшой столик на месте умерших, а на стол две посуды для еды и питья им. Каждого опять поминают и откладывают для них еду, отливают питье. Между тем свечи догорают, и их остатки кладут в посуды, выбрасывают на улицу, после чего водой ополаскивают миску и кастрюлю. Для тех, кто скоропостижно скончался [в пути] (камалсăр вилĕ), оставляют на улице три лепешки так же, как и в свечный день. Закончив все это, они и сами едят и пьют. (Улхаш).
ПОТУСТОРОННЯЯ ЖИЗНЬ
Рассмотрев с научной точки зрения веру в потустороннюю жизнь, играющую большую роль в духовном мире и повериях чувашей, следует отметить, что она в разных местах проявляется по-разному. В одних местах она больше сохраняет традиции язычества, в других на нее безусловно оказали сильное влияние ислам или христианство.
Самое нетронутое наследие я обнаружил в районе Вомпукассов в устах стариков, видавших на своем веку и языческие времена. По их представлениям, потусторонний мир размещается вне земли, в нем ад и рай не существуют. Умерший, оставаясь невидимым для наших глаз, и после смерти тела продолжает свою привычную на земле жизнь, однако не среди живых, а на кладбище около своей могилы с остальными покойниками деревни. На похоронах к этому его готовят родные и не отпускают с пустыми руками в могилу. В гроб рядом с ним кладут трубку и кисет, а также огниво, потому что кто на земле любил курить, тот и после смерти не заведет новые привычки. Рядом с ним кладут гребенку, мыло, ножик и кочедык, так как все эти предметы и там нужны будут ему. Не сможет он среди других покойников и без денег, поэтому дают ему и деньги. Тяготы земной жизни не берут с собой на кладбище. Как зарабатывать хлеб, о еде-питье нет у них забот, без всего этого живут они все вместе около своих могил. На поминках, траурных тризнах ходят они и в деревню к своим родственникам, однако их никто не видит. В основном ведут они себя тихо и мирно, но если их обидеть словом, то от этого они гневаются и, насылая разные болезни, мстят своим обидчикам.
Среди этих северночувашских традиций как будто встречаются и следы покаяния и искупления вины. Если покойник еще при жизни украл коня или иной скот, то после своей смерти раскаивается в этом своем поступке и украденную скотину хочет вернуть ее хозяину, который также, в свою очередь, есть один из его товарищей-покойников. Однако тот не берет обратно, и вору таким образом суждено вечно стыдиться. Кто при жизни украл что-нибудь из одежды, тот голый ходит вокруг своей могилы, и среди остальных покойников не найдется никого, кто бы его одел.
Семейная жизнь продолжается и после смерти, женщина и там следует за своим мужем. Сколько у него было жен при жизни, все мирно ладят у его могилы, живут одной семьей. У кого было три жены на земле, того на кладбище первая жена будет водить за правую руку, вторая жена за левую, а третья ходит с плачем за его спиной, потому что ей ничего не осталось. Кто умирает молодым, тот женится в потусторонней жизни. Девушка выходит замуж, а парень найдет себе невесту.
Потусторонняя жизнь представлялась чувашам вечной, по крайней мере об этом свидетельствует и древнее северночувашское название загробного мира — «настоящая земля» (чăн çĕр), тогда как преходящий земной мир называли «ложной землей» (соя çĕр).
Вера в потустороннюю жизнь южных чувашей-язычников отображает уже пеструю смесь старых традиций и позднего влияния мусульманства. Взаимодействуя, эти две традиции создали во многом противоречивый, смешанный конгломерат, который однако не противоречит народному духу, так как в представлениях чувашей, как и у всех других народов, вряд ли можно найти строгую последовательность и закономерность. Народный дух довольствуется даже попытками к последовательности без ее полного достижения.
Южные чуваши-язычники осведомлены уже и об аде (тамăк), и о рае (=рай: =рай пахчи). По их поверьям, душа умершего вплоть до проведения больших поминок (пумилке) находится около своего дома и своих близких. На поминках на третий день вместе ест и пьет с ними, до тех пор пока на больших поминках не выпроваживают его из дома. После этого он окончательно расстается с ними и уходит на тот свет к Богу. Чтобы туда дойти, он должен перейти радугу (асамат кĕперри — «мост божьего величия»)*, но через нее сможет перейти полностью только честный и добрый в жизни человек. Грешник же упадет и свалится в ад, где в большом котле (тамăк хуранĕ — котел ада) жарят злых при жизни людей. Зато в раю добрые души живут в спокойствии и в мире. Все это несомненные следы мусульманства.
Ад, согласно шаманскому миропониманию, унаследованному из древнего язычества, представляется находящимся под землей — «под седьмым ярусом земли».
Но рядом с адом и раем мусульманского происхождения доволно мирно сосуществует и порядок потусторонней жизни, берущий свои корни в древней вере чувашей. И они кладут в гроб рядом с умершим трубку и кисет, а под голову — деньги, правда, немного, лишь по две копейки, но ему говорят, что дали двести рублей. Посошок дают ему в руку, чтобы было с чем ходить. А во время больших поминок приносят ему на кладбище голову и ноги зарезанных для поминок жеребенка и теленка и говорят, что принесли ему жеребенка и теленка, чтобы он их пас и ухаживал за ними. Приносят ему столик, стул и мост, чтобы, когда он ест за столом, было ему на чем сидеть, а мост, чтобы по нему ходить.
Все эти народные поверья являются веским доказательством потусторонней жизни, имеющей древние корни, где покойнику нужны его трубка, деньги да посох, где он садится за стол, когда ему во время поминок на могилу приносят еду и питье. Во всяком случае, все это очень даже противоречит понятиям об аде и рае*.
Как будто оба эти мнения объединяет дощатый мостик, обычно приносимый покойнику на кладбище на второй день больших поминок. Покойник — как уже упомянули — переходит на тот свет к Богу через радугу, через мост «божьего величия». Однако радуга-мост, воспринятый из мусульманских представлений о мосте-сырат, тоньше волоска и острее сабли, не всегда имеется перед покойником. Поэтому, чтобы он мог спускаться из потустороннего мира на ежегодно справляемые поминки, устраивают для него дощатый мостик, чтобы покойник, когда ему захочется, по нему сходил с небес на землю и восходил с земли на небеса. Примерно таким образом толковало народное мышление появление мостика. Об этом свидетельствует и вышеописанный северночувашский народный обычай, соответственно которому на празднике юпа там тоже изготовляют для покойника столик, стул и мост и, когда ставят на землю, говорят ему, чтобы он по этому мосту прошел к Богу на небеса:
Ониççĕ, Ониççĕ, иди сюда,
иди на этот стул,
поднимись с этого стула
по этому мостику на стол,
с этого стола явись перед Богом!
Потустороннюю жизнь и южные чуваши представляют вечной, об этом свидетельствует следующее их высказывание:
Ку тĕнче пире хăналăх,
Леш тĕнче пире менкĕлĕх.
В этом мире мы как бы только в гостях,
Потусторонний мир для нас навечно.
Раньше, в начале влияния мусульманской веры, чуваши, должно быть, верили и в страшный суд, свидетельством чего является заимствованное из арабского kiamet ( «страшный суд»). Первоначальное значение слов х=ямат, хыямат чувашам уже неизвестно, употребляются они только как бранные слова: Эй, хыямат! Их, хыяматри! Хăямата кай! — Да провалиться тебе! Как слабую, блеклую память об этом страшном суде я слышал среди южных чувашей-язычников еще следующее поверье: «если этому миру придет конец, то Бог создаст другой народ, другой мир» (ку тĕнче пĕтсен Турă урăх тĕрлĕ халăх, урăх тĕнче çуратат). Однако большего они не знают.
Существует определенное кумовство среди чувашей, названное ими хăйматлăх*, то есть «продолжающееся до страшного суда (?)». Оно не обозначает кровные связи, устанавливается только между близкими друзьями, но имеет силу и цену, равную родству. Два хороших друга решают вступить в хăйматлăх, а это значит, что в дальнейшем они будут считать себя как бы членами семьи. На память об этом каждый дает другому какой-нибудь подарок, какую-нибудь скотину, хоть что-нибудь, потом в честь него устраивают пир с пивом, и, таким образом завязываются духовные родственные узы, которые — судя по изначальной семантике хăямат — не разрушаются даже с наступлением страшного суда. Это один из следов существовавшей некогда, но к настоящему времени уже забытой веры в страшный суд. Саму смерть чуваши представляют таким образом, что «глава кладбища» (масар пуçлăхĕ или эсрел) поднимается из кладбища к умирающему, своим ножом режет ему шею и забирает его душу с собой в царство мертвых на кладбище. «Главой кладбища» становится тот человек, которого первым хоронят на новом кладбище деревни. Если он при жизни был добрым, то мало будет покойников, ну а если был плохим человеком, тогда захватит с собой очень много душ из той деревни.
Народное поверье и животным приписывает душу, и когда режут их, душа эта вылетает из них. Об этом говорят так